Она даже не успела ничего сказать — Герман за локоть притянул ее к себе, прижал к часто поднимающейся и опускающейся груди. И ухо Марьяне обжег его быстрый хриплый шепот.

— Это не то… Не то, что ты подумала… я не хотел тебя обидеть… это не про то… Ну просто ты же Маша… Машенька моя… я не могу… Так хочется тебя именно так называть… ласково…

Как хочешь называй. Правда. Для тебя я согласна быть той, которой когда-то родилась. Каким родился — таким и пригодился, так звучит новая версия старой пословицы. Я для тебя и Машей буду, и кем угодно. Только ты будь со мной.

Марьяна не знала, что из этого сбивчивого внутреннего монолога она сумела произнести вслух. И сумела ли. Но Герман что-то услышал. Потому что поцеловал ее так, будто скреплял эти слова — и ее, и его. А потом мягко опустил на постель — и взял.

И дальше уже не осталось ни слов, ни мыслей — ничего. Только двое обнаженных людей и их огромная потребность друг в друге.

* * *

— Откуда у тебя этот шрам?

Герман лежал на животе, а Марьяна любовалась его красивой широкой спиной. И только сейчас заметила шрам, идущий от основания шеи вниз, чуть наискосок. Это уже второй шрам, который она обнаружила на теле Германа. Первый, после язвы, она сегодня нащупала языком. А этот — небольшой, почти незаметный, явно неглубокий.

— Гера… — Марьяна провела пальцем по шраму. — Ты спишь?

Только произнеся, Марьяна поняла, как назвала его.

— Прости, — сонно пробормотал он. — Перелет был адски трудным, самолет задержали на два часа, потом… О чем ты спросила?

Он никак не отреагировал на то, как она назвала его. Значит — можно? Ей ужасно нравилось это интимное — Гера.

Марьяна еще раз провела пальцем по шраму.

— Этот шрам откуда?

— Клиновый ремень сорвало.

— Это что-то… связанное с машинами?

— Да. В молодости было. Сам виноват — технику безопасности нарушил.

Марьяна подождала продолжения этой истории — но ее не последовало. Она прикоснулась губами к шраму — Герман не шевельнулся. Марьяна заглянула ему в лицо — так и есть, уснул.

Она легла щекой на его спину и положила ладонь на шрам.

Через сколько же ты прошел, Герман, чтобы оказаться там, где ты оказался? Чего я еще не знаю? Наверняка много.

Поэтому ничего я тебе сегодня не скажу. И завтра утром не скажу. Я съезжу в клинику, узнаю результат теста — и если там все в порядке, то скажу тебе. А если нет… Я не хочу на тебя взваливать еще и это.

Потому что люблю тебя.

* * *

— А я гадал, какой халат ты выберешь, — сонный Герман в одних только темно-синих трикотажных брюках вышел на кухню.

— Угадал? — Марьяна встала из-за стола. Пакет с халатами она обнаружила сегодня утром в спальне сама. Потому что вчера до вручения подарков дело так и не дошло. Марьяна надела светло-розовый, с лотосами. Шелк просто ласкал тело. И ей хотелось чего-то… чего-то нежного. Розового, девчачьего.

— Я почему-то думал про драконов. Но этот тебе идет. Очень, — он раскинул руки. — Иди ко мне.

Ей пришлось прятать лицо у Германа на груди. В этом «Иди ко мне» и раскинутых руках было столько… столько всего, так ей остро необходимого, что…

Герман потерся щекой о ее щеку.

— Ма-шень-ка…

Она все-таки вздрогнула, а Герман прижал ее к себе крепче.

— Прости. Я не знаю, откуда это лезет. Как-то само… Если тебе неприятно, то я больше не буду тебя так называть.