Наконец дверь распахнулась и Лео быстро зашагал к пикапу. Сев рядом, он взялся за ключи.
— Чего тебя туда понесло? — спросил он.
Алиса искоса взглянула на него:
— Мне надо на маяк, а у них есть лодка. Я думала, они меня подбросят.
— Кто?
— Эти мужчины из фургона.
Лео вздрогнул и помолчал.
— А зачем тебе на маяк?
— Сам знаешь.
Он повернулся к Алисе. Вокруг глаза у него виднелся кровоподтек, словно после драки. Лео ударил кулаком по приборной доске.
— Хватит уже выдумывать, Алиса. Так ты ни к чему не придешь.
— Ты просто не хочешь, чтобы я все вспомнила, — огрызнулась она, — ведь тогда я вспомню, что ты сделал.
— Что я сделал?
Она слышала его дыхание. Наконец он включил зажигание. Поворачивая на дорогу, Лео посмотрел в зеркало заднего вида на фургон. Маленькие окошки были темными. За пикапом Лео сомкнулись ветви деревьев и непроницаемой стеной встал лес.
— Ты вообще в курсе, что тебя все ищут? — спросил Лео.
Она не ответила. Неровный берег. В окнах на противоположной стороне залива горел свет. Возле дома стоял полицейский автомобиль. И еще несколько машин. Некоторые Алиса узнала.
Когда они свернули на парковку, несколько человек вышли на крыльцо. В темноте их фигуры были едва видны. Алиса повернулась и посмотрела на сидящего рядом с ней Лео. Надо же, он ее нашел, остановил. Почему же тогда, давно, он вообще стал ее разыскивать? Почему не оставил ее в лесу? Может, все действительно так, как она думает?
Но нет, все не так.
Алиса открыла дверь и вышла на посыпанную гравием парковку. И увидела прямо перед собой ее — девочку. Та подняла молоток и ударила. Она била и била. Алиса опустилась на колени. Съежилась. Ей хотелось исчезнуть, раствориться, слиться с землей, с гравием, с темным небом, с черной морской гладью.
Лес.
Сквозь ветви она все видела.
Муравьев, заползающих на молоток, на его отполированную синюю рукоятку.
Молоток лежал на пеньке, там, где она его оставила.
Алиса, 2004
Он стоит на пороге и спрашивает: «Ну что, поехали?» Она убирает руки с клавиш.
«Какая ты нарядная».
Она смотрит на свои туфельки. Внизу, там, где у фортепиано педали, темно, но туфельки блестят. Она кладет руки на колени, на платье. Оно в белую клеточку.
Звук словно остается у нее внутри, ширится и растет. Отца весь день не было дома. Она уж думала, что он позабыл.
Она бежит следом за ним. Лодка лежит на берегу.
До островов отсюда далеко.
«Ты идешь?»
Она поднимается, в руке у нее камешек. Он похож на кристалл, но сухой и шершавый. И даже поблескивает. Она вытягивает руку, хочет дать ему камешек, но он этого не замечает. Он придерживает лодку, ждет, когда она заберется внутрь. На носу, на скамейке, стоит ящичек с инструментами.
«Зачем ты его взял с собой?»
«Никогда не знаешь, что может пригодиться».
Она сидит на корме. Он гребет, налегает на весла. Руки у него загорелые, почти черные, рукава рубашки закатаны. Темные волосы падают на лицо. Ветер порывистый и дует будто бы со всех сторон. Возможно, и шторм поднимется. Когда она проснулась, было тихо. Зато сейчас не холодно. Вода брызжет на ее голые коленки, на руки. Обернувшись, она видит, как берег исчезает, расплывается. Залив, поблескивающее между деревьями море, дом, лес, обрыв, острые черные скалы.
Она опускает руку. Мелькнув в темной воде, камешек исчезает.
Он все время молчит. Так бывает, когда он играет — до него словно не добраться, и если она пытается, он сердится и закрывает крышку пианино, не хлопает, но все равно слышно. |