– Прямо как у парикмахера, а? – беззаботно бросил врач.

Рядом с креслом появился и Карл Фишер. Большим и указательным пальцами он держал тонкий металлический стержень длиной сантиметров пять. Даниэль недоуменно уставился на вещицу и спросил:

– А это что еще такое?

Словно бы обдумывая уместный ответ, Фишер крутил стерженек меж пальцев. Наконец проговорил:

– Можете расценивать это как руку, которая вот вот вас наполнит.

Подобный ответ Даниэля отнюдь не обрадовал, однако, прежде чем он успел как то его прокомментировать, земля отдалась громоподобным рокотом, от которого задребезжали инструменты и склянки на полках.

– Боже милостивый, опять они взрывают! – вскричал доктор Калпак. – Придется подождать. Я не могу оперировать, когда все ходит ходуном.

– Да уже закончили. Все в порядке, – спокойно отозвался Фишер.

– Никаких вибраций! Абсолютно никаких вибраций! – продолжал заходиться индиец. – Тут даже на миллиметр ошибиться нельзя!

– И не ошибетесь. Вы поместите его в точности куда надо.

Оба врача уставились друг на друга по разные стороны от кресла, выжидая, не последует ли нового взрыва. Единственное, что нарушало тишину, был гул вентилятора.

Фишер ободряюще кивнул, и Калпак сбрил остававшиеся волосы на голове Даниэля. С тихим гудением спинка кресла опустилась до лежачего положения, а затем кресло поднялось на удобную для работы высоту.

Доктор Калпак обхватил лоб Даниэля металлической скобой, которая зафиксировала ему голову, не позволяя поворачивать ее в стороны.

Врачи снова воззрились друг на друга. Фишер едва заметно подмигнул левым глазом – как будто тик пробежал по его веку.

– Что вы собираетесь де… – начал было Даниэль.

И в следующее мгновение голова его взорвалась снопом искрящейся боли. Он услышал крик – возможно, свой собственный, – и, словно обугленная фотопленка, его сознание разлетелось на кусочки.

57

Абсолютная темнота, пронзило Даниэля тревожной мыслью. Густая и плотная, словно материальное вещество, она обволакивала его со всех сторон, набиваясь в рот и ноздри. Совершенно никаких проблесков света, никаких оттенков – лишь сплошная чернота. Даниэль словно оказался в некой новой стихии, в которой невозможно было разобрать, где верх, а где низ. Как в космосе. Впрочем, само правило, будто Северный полюс обязательно наверху, а Южный внизу – всего лишь предрассудок. С какой стати так считают? Наверху и внизу относительно чего?

Наверное, он умер. Верх и низ больше не существуют. Ориентироваться не по чему. Вот только, коли он умер, как же он может рассуждать обо всем этом? Да и потом, кое что, способное послужить ориентиром, все таки имелось. Вполне реально и весьма болезненно на правую ногу и бедро ему давило что то тяжелое и твердое. Он попытался выбраться из под веса или отпихнуть его, однако обнаружил, что совершенно не в состоянии пошевелиться. Где же доктор Фишер и доктор Калпак?

И вдруг Даниэля осенило, что же произошло. Взрывные работы на стройке! Подземная исследовательская лаборатория доктора Фишера не являлась частью официальной территории Химмельсталя и не значилась на планах комплекса. Поэтому при расчете количества взрывчатки ее попросту не учли. И вот теперь операционная, в которой он находился, – а может, и вся лаборатория – обвалилась.

Погребен заживо! Как ни гнал Даниэль от себя эту мысль, от нее было никуда не деться.

Он закричал, однако это лишь причинило дополнительную боль, нежели подняло какой то шум, поскольку рот у него тут же забился бетонной пылью, и он зашелся в приступе мучительного кашля.