Тут из нагрудного кармана Фишера зазвучала мелодия «Форели» Шуберта. Врач ответил на звонок.

– Превосходно, – произнес он в трубку и снова сунул телефон в карман. – Это был доктор Калпак. Ваш анализ крови показал, что все в порядке и состояние вашего здоровья прекрасное. Так что нам ничто не мешает приступить к лечению как можно скорее.

– Лечение? Что еще за лечение? – встревожился Даниэль.

– Сейчас нет времени объяснять. Если вкратце, суть как у проекта «Пиноккио», только наоборот.

Даниэль сделал глубокий вздох и, к собственному удивлению, довольно спокойно осведомился:

– То есть вы хотите превратить человека в деревянную куклу?

– Пожалуй, сам бы я не стал прибегать к подобной метафоре. Но, судя по всему, образ куклы для вас весьма привлекателен. «Кукла с чужой рукой внутри». Так же вы себя описывали?

Даниэль оцепенел.

– Откуда вы об этом узнали?

– Ну вы же говорили эти слова психиатру? К которому вы обратились за лечением от депрессии, так ведь?

Фишер прошел к книжному шкафу и принялся рыться в папках.

– Но как вам удалось заполучить информацию подобного рода?

– Я вам уже говорил, у меня широкая сеть контактов. И ради прогресса нам, врачам, необходимо делиться своими материалами.

Он вернулся с папкой и освободил на столике место, сдвинув чашки и блюдца в сторону.

– История болезни – это конфиденциальный документ, – возразил Даниэль.

– Порой ради блага большинства приходится жертвовать благом отдельной личности, – пробурчал Фишер, перелистывая документы. – По крайней мере, именно так решил ваш психиатр, когда я дал ему понять, что знаю о его отношениях с одной из пациенток. Подобные сведения, попади они в неправильные руки, нанесли бы непоправимый урон его карьере и браку. Из ваших бесед с ним создается впечатление, что вы… Ага, вот. Вы обладаете «слаборазвитым чувством собственного «я» и всю свою жизнь ощущали себя подавляемым собственным братом». Да, вы даже определили себя как «его блеклую имитацию». Весьма интересно. Вы пытались отыскать собственное место в жизни, однако без брата неизменно чувствовали себя «пустым и полым, готовым наполниться первым же встречным. Подобно перчаточной кукле». Вот так то.

Фишер шумно захлопнул папку.

– Когда я прочел это, мне стала очевидна ваша огромная значимость для моих исследований. Вы оказались не тем, на кого я надеялся. Однако имеются все основания полагать, что еще станете.

56

Операционная создавала впечатление походной и примитивной, словно бы на скорую руку подготовленной для оказания помощи жертвам какой то крупной катастрофы: запечатанные картонные коробки, втиснутое в угол оборудование, наполненное грязными ватными тампонами пластиковое ведерко.

К собственному изумлению, Даниэль не особенно тревожился. Внутреннее спокойствие он относил на счет сделанного доктором Калпаком укола. Хирург без всякого предупреждения выхватил шприц, который словно бы прятал в рукаве белого халата, и, даже не прерывая своей мягкой и мелодичной речи, всадил иголку Даниэлю в руку. По видимому, в уколе были те же препараты, которыми его ранее пичкали в виде таблеток, поскольку у него вновь возникло ощущение, будто он плывет или зависает в воде. Он демонстрировал покладистость и послушание, и двум охранникам даже не пришлось применять силу, когда они подталкивали его к некоему подобию стоматологического кресла посреди операционной. Оно было накрыто зеленой бумагой, которую явно не сменили после предыдущего пациента, о чем красноречиво свидетельствовали темные пятна и разрывы, как если бы пациент не мог усидеть там спокойно.

Доктор Калпак поднес к Даниэлю какой то жужжащий предмет.