— А ну, быстро мне всё рассказали! Мигом! Иначе не встану!

Я уже поняла, как надо на них воздействовать. Метод Богданушки. Патент можно получить и проводить мастер-классы…

Прошка даже не растерялась, как случалось обычно. Она повела головой легонько, словно пава (ага, Василиса Прекрасная рукой взмахнула…), и ответила:

— Скажу, боярышня, уж не серчай, голубушка! Али покушай спервоначалу, силы тебе нать.

Силы мне нать… Вот блин блинский. Неохотно я взяла пирожок, откусила, подставив ладонь под капнувший сок начинки, и кивнула:

— Давай, говори!

— Не гневайся, боярышня моя, а токмо Федот мне во всём признался, — тихонечко сказала Прошка, краснея ближе к ушам. — Молил никому ни словечка, а не могу тебе лгать. Ить всё сказал, что вчерась было в лесу промеж княжичем и нашим Яромиром.

— Вот болтун, — нахмурилась я. — Сказали ж ему молчать, как рыба об лёд… А он треплет языком!

— Он токмо мне… — замахала руками Прошка. — А я токмо тебе! Разве ж не разумею я? Да и не мог он мне не сказать…

И потупилась с какой-то новой улыбочкой на губах. Я бросила взгляд на Фенечку — та вдохновлённо изображала в лицах сцену пламенного признания в любви. Вероятно, между Федотом и Прошкой. Не выдержав, я фыркнула от смеха, а девчонка зашлась в своём беззвучном хохоте. Прошка почуяла неладное, обернулась и застала Фенечку застывшей в воображаемом поцелуе с вытянутыми губами.

— Ах ты, щучья дочь! — взвизгнула Прошка, хватаясь за полотенце, хлестнула мелкую, но та ловко увернулась и, корча рожицы, прыгнула за кровать, спряталась за моей спиной. Я вступилась за Фенечку:

— Отстань от неё! Лучше скажи, это правда? Ты с Федотом замутила?

— Мутила? Чёта я мутила? — даже обиделась Прошка. — Так, прогулялася до ограды и обратно…

— Ой ладно! Небось, целовалась, обнималась! — и я передразнила её, как Фенечка только что — зачмокала губами в воздухе. На меня Прошка сердиться не могла и смущённо затеребила в пальцах край полотенечка:

— Ну что же… Было дело… Может, он сватов заслать желает!

— Какие ещё сваты, ёшкин кот! Тебе сколько лет?

Я даже глаза закатила. Совсем с ума посходили! Ладно Прошка — молодо-зелено, но этот конь взрослый о чём думает?!

Прошка же выпрямилась, глядя строго и сердито:

— Пятнадцать минуло, боярышня. Самый срок замуж-то! Молви — благословишь ли?

«Гoспoди, вседержитель! Ведь я-тo забыл, где я. Гoспoди! Забыл!»

— И правда, чего это я… — пробормотала, глядя на такую новую девчонку. — Если любишь его, то выходи замуж.

Прошка залилась румянцем и бросилась на колени, схватила мою руку и принялась целовать. Вот только этого ещё и не хватало!

— Параскева! Уймись! — строго сказала я и выдернула кисть из цепких пальчиков. — А жить где будете? В Борки вернётесь?

Девчонка вскинула на меня испуганный взгляд, и мне показалось, что такого поворота она не ожидала. Растерялась.

— Неужто прогонишь от себя? Ежели из-за Федота… Не прогоняй меня, боярышня, не пойду за него, вот те крест!

И Прошка размашисто перекрестилась. Аж с лица сбледнула! С чего она вообще взяла, что я собралась её прогонять? И откуда прогонять-то? И Фенечка подлезла под руку, приластилась, заглянула в глаза умоляюще. За подружку просит, ишь! Я покачала головой укоризненно:

— Да вы чего? Я же просто спросила!

Прошка сложила ладошки перед грудью:

— Ну а как же? Ты же с княжичем обвенчаешься, останешься в Белокаменной, в этих вот палатах… Можа, других девок горнишных возьмёшь — покрасивше, постатней… Туточки они все красавицы, куда нам с Фенькой до них…

— Параскева! Вот сейчас ты меня рассердила.