|
Кроме, конечно же, собственного народа. Потому как наловчились чуть что — орать «Провокация», а главное, людей приучили к мысли: без этих самых провокаций ЦРУ минуты прожить не может. Велигуров, ты часом не двойной агент? Да нет, он же прямой, как грабли, приводящий в исполнение. Я все это домыслю с Джафаровым и при подгонке материалов, заколачивающих гвозди в гроб твоих подельников, по-любому замастырю логический, подкрепленный доказательствами вывод — это ты Джафарова под пули подставил. Каждая информация воспринимается наиболее правдиво, если ее хоть чуть-чуть разбавить дезой. А сейчас время такое, что разбираться не будут, комиссии создавать. Демократы замечательные рвутся на места, удерживаемые партноменклатурой, так что Велигуров может на этот крест молиться, хотя вряд ли он его выручит, атеиста прирожденного. Мы лучше пока Джафарова в покое оставим, хотя и жаль понапрасну затраченного времени, если вариант этот потерять придется. Рассуждения чем хороши вместо действий — от них в любую минуту отказаться можно.
А пока нужно расслабиться, пробежку сделать, а потом с удовольствием дождаться вечера и увидеть собственноручно сложенные строки — поздравления для моего распрекрасного Петра Петровича, плывущие по телеэкрану. Я вышел из дома и первым делом увидал парней в одинаковых длинных плащах, летящих прямо на меня. Один из них прижимал рацию к уху, не замедляя бега, другой что-то громко кричал, но что именно — я не успел расслышать. Потому что мгновенно был сбит с ног, успев в падении заметить расстегнутую куртку, бронежилет, который стремительно прижался к моему носу. Я попытался освободиться от парня, прижимающего меня к цементу, но тут же на мои ноги навалился еще один и проорал: «Не шевелись!» Трудно шевелиться, удерживая на себе две такие тушки, почему-то подумал я, стремясь захватить как можно больше воздуха из крохотной щели между собственным ртом и чьим-то животом, надежно прикрытым бронированными пластинами. Я не сразу сообразил, что происходит, когда меня буквально волоком затащили в дом, в дальний угол веранды, и сквозь стекло окна было прекрасно видно, как несколько парней ведут огонь в сторону аллеи из автоматов, короткие стволы которых удлиняли полуметровые глушители. Тихий стрекот выстрелов в доме не был слышен и, казалось, я просто смотрю какой-то один из многочисленных боевиков, собранных Гариком, только звук не догадался добавить. Через долю минуты появился и звук. — Трэша давай! Трэш! Вперед! Черная, как смоль, овчарка рванулась по аллее, ведущей к дому, волоча за собой длинный брезентовый повод, а за ней бежали несколько ребят из рябовской гвардии. Радиотелефон издал соловьиную трель, я поднял трубку со стола, передвинул рычажок и вспыхнувшая лампочка-кристаллик дала зеленый цвет разговору. — Я вас очень внимательно слушаю, — наглым тоном заявляю в трубку, стараясь унять дрожь в коленях. — Из дома не выходить! — впервые за много лет по-медвежьи ревел на меня Рябов. — Дай трубку кому-то из охраны. Я специально придавил кнопку усиления звука и трубка тут же выдала парню в бронежилете дополнительную информацию: — Воха, ты? Не выпускай его из дома. Даже если он попытается с боем прорываться. В крайнем случае, разрешаю надеть на него наручники! Рябов по всему, видимо, меня с кем-то перепутал. Я выхватил трубку и заорал: — Я на тебя не наручники, а намордник одену… Трубка отозвалась короткими гудками. Поудобнее усаживаюсь в кресле, прикуриваю дрогнувшей рукой сигарету и даже не пытаюсь поступить наперекор указаниям Рябова. Гвардия подчиняется непосредственно Сереже. И этот Воха не будет долго думать, исполняя приказ Рябова. Ко всем делам, мне еще не хватало разгуливать по дому в наручниках, надетых собственным телохранителем.
37
Мы сидели возле заботливо растопленного Сабиной камина, которая по случаю сегодняшнего торжества в доме к своим врачам почему-то не отправилась. |
