— Папуля! — почти с Костиным выражением на ангельской мордочке терся возле меня Гарик. Ишь ты, папуля, тут явно не в долларе дело, сегодня этот аспид что-то покруче затеял.

Я погладил Гарика по голове, но тот даже с места не дернулся, а ведь как он не любит этого проявления отцовской ласки. Так не реагируй Гарик на этот жест с негодованием, стал бы я его по голове гладить? Но сейчас он даже не дернулся. Не иначе у квартирантов пистолет стянул или похлеще какую-то гадость затеял.

— На тебе бакс и отцепись, — пробормотал я, стараясь избежать более крупных неприятностей.

Гарик схватил купюру, вытащил из кармана огромный бумажник, набитый долларами и вкладышами от жевательной резинки. Вот молодежь пошла, для них бумажки от жвачки дороже отечественных денег. А и вправду, вкладыши на великолепной бумаге, с красивыми картинками, эти деньги-фантики с ними конкурировать не могут.

— Папуля! — снова запел Гарик. — Дай мне, пожалуйста, посмотреть кассету.

Ишь ты, пожалуйста. Того гляди еще полезу за кассетами на верхнюю полку, а этот кусок дряни быстро подпилит ножки стула.

— Какую кассету?

Гарик до того увлечен, что продолжает держать доллар в одной руке, а расстегнутый бумажник в другой.

— Ту, что дядя Игорь приносил. Мне ее можно смотреть? Это не ужасы? Не парнуха?

— Не «парнуха», а «порнуха», учись правильно говорить. Кстати, ты откуда о порнухе знаешь?

— Так ты же сам маме говорил, что она не в парилку, а в парнуху ходит. Зато я еще знаю: парнуха — это кино про любовь. Так мне мама сказала.

— А ты знаешь, что такое любовь?

— Конечно, — уверенно стал просвещать меня Гарик, — один пацан из нашего класса журнал приносил. За пять вкладышей показывал. Ничего, я потом ему контрольную списать дал. За шесть вкладышей. С «Мицубиси», «Тойотой» даже. А любовь — это когда тетки с дядьками целуются и друг другу голые жопы показывают.

— Ну, так ты у меня совсем грамотный, — обрадовался я за Гарика, поняв, что его порнографией не напугать. А зачем, у меня другая идея есть.

— Знаешь, на этой кассете не про любовь. Там ужасы. Страшные. Там злые дядьки маленьких мальчиков режут острыми-острыми ножами, — угрожающе-утихающим до шепота голосом нес я и глаза Гарика стали расширяться. Он о фильмах ужасов даже слушать боится, однажды орал благим матом в своей комнате, повернувшись задом к телевизору, когда я ему сюрприз устроил.

— Да, а кровь у этих маленьких мальчиков так и хлещет, — продолжал я, — но злые, нехорошие дядьки начинают им выковыривать глазки вилками…

Гарик начал медленно отступать назад. Все, теперь он об этой кассете надолго забудет и вдобавок побоится сунуть в видик свои мультфильмы и боевики: иди знай, вдруг среди пленки притаился злой дядька с вилкой в руке. Хорошо, сынок, что папа у тебя такой добрый.

Пользуясь замешательством Гарика, я выхватил у него свой доллар и, пока он не начал протестовать по такому поводу, дал ему для порядка несильную затрещину.

Гарик было хотел открыть рот, но я угрожающе пошел на него и тихо прошептал:

— Попробуй только заорать, тогда сегодня ночью к тебе обязательно придут вурдалаки с упырями. Я сам видел, как в полнолуние перед домом игрались мертвецы…

И с достоинством удалился в свой кабинет.