Записные гуманисты, как обычно, не дают себе труда осознать, что, если человек встал на путь массового убийства других людей, во имя мести, идеи или иных соображений, тем самым он лишил себя всех прав, и гуманность по отношению к нему обернется отсутствием гуманности по отношению к миллионам мирных граждан. Горбоносый, курчавый и смуглый, типично семитской внешности, Макаревич вывез при себе на историческую родину из советского прошлого атеистический багаж: иудаизм, как и прочие религии, казался ему балластом, созданным специально для того, чтобы отягощать нормальным людям жизнь, и если он соблюдал субботу, то лишь для того, чтобы не выделяться и не оскорблять религиозные чувства сограждан, которых он как-никак согласно своей должности защищал. Из сказанного должно быть ясно, что его неприязнь к мусульманам не имела под собой религиозно-идеологических оснований. Ислам был для Лейбла Макаревича всего лишь одной из отвлеченных умопостигаемых концепций, которую лично он не мог ни опровергнуть, ни доказать; но, по его мнению, только слепой мог не видеть, что приверженцы этой концепции чаще других становятся на путь террора и не гнушаются ради достижения своих целей особенно гнусными методами. Непередаваемо гнусными. Он на их последствия насмотрелся… В любую минуту он может вызвать у себя перед глазами резиновый бок разорванного на клочки разноцветного мячика, серорозовая кашица на котором оказалась детским мозгом. Когда дети, это самое худшее. Похожи на переломанных кукол. Безжалостно выставленные напоказ косточки, сосуды И органы, которые природа заботливо творила во чреве матери на протяжении девяти месяцев, которые росли и развивались, готовясь к цели взрослой жизни, которая так и не осуществилась. Скомканный лист бумаги, на котором никто ничего не напишет, ведущая к солнцу песчаная дорога, на которой никто не оставит следов. И это — во имя религии? Макаревичу также представлялись довольно неаппетитными рассказы о святых, принимавших пищу раз в неделю, годами не мывшихся и отдававших свои тела насекомым, но, по крайней мере, эти люди так поступали со своими телами. Но терзать тела других — он полагал, ни одна религия не дает на это права. Извините, это — нет.

С людьми, которые преспокойно идут на такие вещи, нужно разговаривать их языком. Языком силы. Другого они не понимают. В цивилизованности они видят слабость и думают, что никогда не получат адекватного ответа. Лейбл Макаревич отвечает адекватно. Что бы там ни сюсюкали горе-наблюдатели из лагеря общечеловеческих гуманистов.

Запрос из Москвы не поставил его в тупик: с проделками Азраила (высоко себя ставит, наглец, узурпировав полномочия самой смерти!) Макаревич был хорошо знаком. Бывшего московского уголовника принял под свое крылышко ближайший родственник иранского аятоллы и сделал из ужаса Чечни террориста мирового масштаба. Всюду, где лилась кровь во имя ислама или во имя денег, а скорее всего, во имя нефтяных денег, которые во все возрастающих количествах требовались лидерам ислама, возникал Азраил. По его приказу боевиков тренировали и наставляли; он подавал пример, организовывал. При крепких нервах, которые наверняка должны быть у человека, ответственного за такое количество смертей, в некоторых аспектах был чувствителен, как девушка. В частности, он был недоволен, если его религию выставляли напоказ в искаженном, как он говорил, виде. Поэтому и решился дать эти интервью Питеру Зернову. За книгу «Назад в темные века», основанную на беседах с Азраилом, его, насколько известно Макаревичу, никто из соратников не упрекал. Он все сказал как есть, сказал правильно. А какие выводы сделал из этого неверный, так это его дело, пусть глумится как хочет, на то он и неверный. Они все заодно против воинов ислама, но воин ислама должен быть тверд в исполнении повелений пророка.

Азраил не стал бы мстить Зернову после того, как дело было сделано. Книга придала ему популярности.

Тысячи молодых идиотов, поэтизирующих кровь и смерть, прочли его слова, отбрасывая комментарии Зернова, слишком разумные, трезвые и цивилизованные, доказывающие, что кровь и смерть — это в первую очередь грязь, в особенности когда за ними стоят колоссальные деньги, и что такие горе-герои, как Азраил, при всеобщем попустительстве стараются разрушить цивилизованный мир, паразитируя за его счет.