— Можно прослушать снова запись из редакции «Мира и страны», — удовлетворенно прокомментировал он, — но, по-моему, и так ясно, что накануне смерти Зернову звонил и угрожал Савва Сретенский, и никто другой. Кстати, что это за слово «хреномурдия»? Саввино изобретение? Или это только я, такой отсталый, отродясь им не ругался?

— Надо бы еще направить на голосовую экспертизу.

— Направим. Чтобы уж и комар носа не подточил.

— Да, — посочувствовал Рюрик Елагин боссу центральной московской группировки, — не везет Сретенскому с записями! В прошлый раз видео, сейчас аудио… Техника против криминала!

26

Научно-исследовательский институт новых технологий искусственных материалов занимал неподалеку от станции метро «Алексеевская» чуть ли не гектар территории, обнесенной стрельчатой чугунной решеткой и застроенной зданиями прихотливой архитектуры. Первая ассоциация, которая посетила Володю Яковлева при виде этих краснокирпичных не то замков, не то пряничных домиков, с их узкими высокими окнами, крашенными в полинялый от непогоды и давно не обновлявшийся белый цвет ложными арками, видимыми сквозь стекла нависающими сводчатыми потолками, заключалась в довольно-таки произвольном слове «готика». Настоящих готических замков Володя никогда не видел, однако из прочитанных в бестолковом отрочестве романов вынес впечатление о чем-то сводчатом, длинном и узком. Второй, более близкой архитектурной ассоциацией была Остроумовская больница, куда он недавно ездил, чтобы присутствовать на вскрытии: в Остроумовской тоже все из красного кирпича. Больница или замок — в любом случае подобный вид зданий никак не соединялся в Володином воображении с новыми технологиями искусственных материалов. И с изобретателем по имени Григорий Свет…

Судя по патенту, Свет трудился в институте в начале девяностых. С тех пор утекло много воды, много технологий и много денег. Не исключено, перспективный химик Свет в данный момент приносит пользу промышленности Америки, Германии или, на худой конец, Австралии. Однако научно-исследовательский институт новых технологий искусственных материалов был единственной зацепкой, позволяющей что-то о нем разузнать.

Обойдя по касательной торчащую из пожухлой клумбы чашу неработающего фонтана, такую пожелтелую и щербатую, словно в лучшие ее годы из нее били струи не воды, а серной кислоты, Володя Яковлев вступил под готические своды административного корпуса. Шесть мраморных серых ступеней вели от входа на первый этаж, приподнятый над уровнем почвы; гулкий пол, вымощенный в шахматном порядке желтой и красной плиткой, в сочетании с неопознаваемым, но, кажется, техническим и весьма въедливым запашком отклоняли стрелку оценочной шкалы от рыцарского замка к моргу. Впрочем, Володя немедленно упрекнул себя в чистоплюйстве: чем же, спрашивается, должно пахнуть в химическом институте, как не химией?

«В административном корпусе? — подначил далее он сам себя и сам же себе ответил: — Наверно, сюда приносят образцы продукции, проводят всякие экспертизы… Напряженно, в общем, работают люди».

Как ни странно, Григория Света в НИИ новых технологий искусственных материалов не забыли.

— Как же, незабвенный Григорий Иванович! — театрально всплеснул руками длинноволосый худой старик — директор НИИ. Пальцы у старика пожелтели, комнату заполнял сизый табачный дым, на столе перед ним между стопками административных распоряжений бронзовела пепельница с зажигалкой, изображавшая след ступни снежного человека, с горкой загруженная докуренными до самого фильтра останками сигарет. — Он был так талантлив, но, к сожалению, неуживчив… Разрешите курить? Уж извините вредную привычку! Знаю, сейчас это почитается распущенностью, потаканием своей слабости, но молодость, проведенная на вредном производстве, уж извините, сказывается.