Без стеганых халатов и шерстяных покрывал мы бы уже давно замерзли – по ночам тут очень холодно, камни покрываются инеем. Плохо, что осталось мало еды. И еще меньше надежды, что мы выберемся из этой передряги живыми.
Сегодня утром я дал Нефедову по морде. Он потратил впустую три драгоценных патрона. Было это так: я спал, а профессор сторожил, забравшись на скалу, чтобы заметить преследователей как можно раньше. Дозоры мы несем по очереди – один спит, другой караулит.
Разбудили меня звуки выстрелов. Нефедов, поднявшись во весь рост, палил из «Бура», азартно дергая затвор. Стреляные гильзы звенели по камням.
Взобравшись к нему, я отобрал винтовку и от души врезал профессору по бородатой физиономии. Удар, правда, вышел слабым – я все еще не оклемался после тех блужданий по безводным пустошам, что привели меня в полевой медпункт.
– Ты что?! – оскалился он.
– Не умеешь – не берись, – пробурчал я.
Это был самый длинный наш диалог за последние дни.
Впрочем, вру – накануне вечером у нас состоялся разговор, в котором я решил расставить все точки над i. Я спросил у Нефедова о предметах – что это такое, откуда взялись, для чего нужны?
Он не стал юлить и изворачиваться. Отвечал четко и ясно: эти серебряные фигурки известны с незапамятных времен. Все они зооморфны, то есть изображают различных животных. У каждого предмета – свои свойства, которые они даруют владельцам.
– Практически за каждой выдающейся исторической личностью стоит такой предмет, – объяснял мне Нефедов. – Почти все великие завоеватели древности носили на себе фигурки.
– А куда девается предмет после смерти хозяина?
– По разному. Многие теряются, что то передается по наследству или доверенным людям. Но, согласись, пойти на такое может далеко не каждый. Своими руками отдать символ могущества – зачем?
Я киваю. Теперь ясно, почему Чингисхан не расстался с волком. Он надеется возродиться, а раз так, то этому монголу из рода Борджигинов в новой жизни обязательно понадобится предмет.
Потом Нефедов рассказывал про тайные организации, могущественные ордена и ложи, ставившие своей целью охоту за предметами. Скрытая от глаз обычных людей война велась и ведется много сотен лет. В двадцатом веке в нее включились спецслужбы.
– И англичане, и французы, и немцы, и мы отряжали целые экспедиции для поиска предметов. Кому то везло, кто то оказывался на бобах. Ход и итог Второй мировой войны во многом есть отражение этих поисков.
– Ясно, – я снова кивнул и спросил напрямик: – Ты тоже охотишься за фигурками?
Он некоторое время медлил, потом усмехнулся, пряча за усмешкой нежелание давать прямой ответ:
– Охотишься – не совсем правильное слово. Скажем так – я изучаю их и то воздействие, которое они оказывают на историю человечества. Именно поэтому КГБ следил за мной. Но я не свернул с выбранного пути. Не забывай, я все таки историк.
«Историк мародер», – едва не сорвалось у меня с языка. Нефедов понял, почему я молчу, поднялся с камня, на котором сидел, и как бы через силу сказал:
– Артем, покажи мне свой предмет. Пожалуйста.
Ответ у меня был готов давно. Наверное, он появился даже раньше просьбы профессора:
– Нет.
– Почему? Я же не отниму его.
– Нет.
– Тогда хотя бы расскажи, как он действует.
«Рассказать? – я подбросил на ладони горсть мелких камешков. – Почему бы и нет».
– Это как в кино. Я вижу то, что хотел мне показать человек, живший много много лет назад. Его жизнь.
– Этот человек… – Нефедов впился в меня взглядом. – Этот человек… Чингисхан… У него ведь был предмет? Так? И ты знаешь, какой?
Я промолчал. |