|
Это уже перебор. В конце концов, перед началом разговора мы не давали друг другу клятвы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Поэтому с чистой совестью я ответил: – Понятия не имею. Профессор кинул на меня полный злобы взгляд и замолк. С этого момента между нами возникло откровенное недоверие. Я не верю Нефедову. Множество предметов, сверхспособности, спецслужбы… Не верю. В сухом остатке – мой конь и большой интерес профессора к предметам. Это объективная реальность, и мне придется с нею считаться. Перед сном меня неожиданно – давно уже такого не было! – уносит в прошлое. Серебряный конь бьет копытом, и я вижу горы Богдо ула, почитавшиеся монголами как обитель недобрых духов. Заросшие густым лесом, где сосны и кедры перемежались осинниками и березняками, горы разделяли поречья Керулена и Туулы. Не всякий кочевник решится проложить путь своего коня через мрачные чащобы. Злые духи не любят людей. Заморочат, закружат путника, положат под ноги коню вместо ровной тропы острые камни, навалят буреломов, ночной порой заведут к обрыву и погубят человека. Мертвое тело пожрут дикие звери и не останется на свете и следа от дерзнувшего ступить в земли духов. Об этом Темуджину говорил брат Бельгутей, когда крохотный отряд из трех человек пробирался краем степи к берегам Туулы. Третьим на черном мерине ехал младший брат Темуджина Хасар. Он не участвовал в разговоре, задремав в седле. – Мы – дети Есугея багатура, – ответил Темуджин Бельгутею. – Нам ли бояться духов? Я должен повидаться с побратимом нашего отца Тоорилом Кераитским. Духи, демоны, враги – никто не остановит меня. Вечное Синее небо поможет. Эй, Хасар, хватит целовать лошадиную гриву! Вперед, братья! И вытянув коня плетью, Темуджин помчался вперед, к темнеющим впереди горным склонам. К седлу старшего сына Есугея был приторочен перевязанный ремнями тюк с собольей шубой. Свадебный подарок от отца Борте Дэй сечена. И самая большая ценность, сокровище, с которым Темуджин собирался расстаться. Бельгутей вздохнул, переглянулся с проснувшимся Хасаром и пустил своего скакуна вскачь, следом за братом. Уже неделю были братья в дороге. Сразу после свадьбы, оставив красавицу Борте в своей юрте, Темуджин объявил, что собирается к кераитам. – Мне не у кого больше искать помощи. Если хан Тоорил откажет – горька будет наша участь. Станем мы прахом костра, пылью под конскими копытами, опавшими листьями на осеннем ветру. Испытаем же судьбу, братья! Оэлун как старшая в роду, как мать отговаривала Темуджина от этой поездки. Путь не близок, в степи неспокойно. А в укромном урочище Гурельгу тихо. Лихие люди сюда не заходят. – Какой же я сын Есугея, если, как суслик, буду отсиживаться в безопасной норе? – спросил ее сын. – Врага не убить, держа меч в ножнах. Из лука не выстрелить, не достав стрелы. Пора спросить с каждого, кто разорил улус отца. Пора вернуть свое и взять плату за все обиды. Так будет справедливо. Так хочет Вечное Синее небо. Ночная мгла застала братьев в пути. Лесная тропа, ведущая в самое сердце Богдо ула, исчезла во мраке. Тревожно шумели исполинские кедры над головами, в подлеске трещали ветвями то ли звери, то ли принявшие их обличие хозяева гор – духи. Темуджин объявил ночевку. Костер, разведенный на гранитном камне, разогнал тьму. Стреноженные кони щипали траву на склоне. Бельгутей жарил на углях вяленое мясо, Хасар нес дозор, забравшись на изогнутую, раскоряченную сосну. Сквозь древесные кроны проглядывал месяц. Где то вдали перекликались ночные птицы. Время шло к полуночи. Темуджин, привалившись к тюку с собольей шубой, смотрел на огонь и мысли его текли легко и ровно, как воды родного Керулена. Голоса он услышал не сразу. Сначала в шум кедровых веток вплелись отдельные слова. Тихий шепот, похожий на бормотание дряхлого старика, перепившего архи на празднике. |
