— Я знаю, доктор, знаю.

— Ну хорошо. Понимаете, необходимо задействовать другие органы чувств. Ваш рассудок борется. Нужно прикасаться, чувствовать запахи, слышать — вернуть себя сюда, попытаться реконструировать события. Это наш последний шанс отпереть страшную дверь.

— Давайте отсюда уедем, — настаиваю я.

Она некоторое время молчит. Я глазею на навес, пока мне не начинает казаться, что он движется, машет мне и дразнит меня.

— Бояться — это вполне нормально.

Я поворачиваюсь к ней.

— Мне не нужен психиатр, который говорит банальности. Что бояться — нормально, я понимаю без вас. Страх — единственная эмоция, которая у меня осталась. Я просто… Я просто прекращаю борьбу. Понятно? — Я поднимаю руки вверх. — Я, черт побери, сдаюсь.

— Нет. До суда у нас есть еще четыре недели. Я не разрешаю вам прекращать борьбу.

— Вы мне не разрешаете? У вас вдруг появилось такое право?

Она сдвигает брови. Без своих очков в роговой оправе, которые она снимает, когда садится за руль, она выглядит более молодой и наивной.

— Я сомневаюсь, что вы убийца, — говорит она.

— В таком случае надеюсь, что вы будете в составе присяжных.

Ей моя реплика не показалась смешной.

— Давайте реконструируем события, — предлагает она. — Это все, что у нас осталось.

— Как далеко мы зайдем в своей реконструкции? Мне придется в вас стрелять? Или вы пальнете в меня?

— Судя по вашему поведению, у меня может возникнуть такой соблазн.

Я снова смотрю на здание, на навес, на окна. Может, попытка реконструировать и даст какие-то результаты. Она, похоже, в это верит, а она ведь специалист.

Но я припоминаю, что сказала мне Пэтти.

Возможно, она права. Возможно, это мой единственный шанс сказать то, что необходимо сказать для того, чтобы спасти свою задницу. Нужно что-нибудь придумать. Что-нибудь правдоподобное. Я способен это сделать, правда? Ну конечно способен. Я же самый искусный лгун из всех, кого я знаю.

— Спасибо вам за все, — обращаюсь я к доктору Ягоде, — но я хочу отсюда уехать.

65

Я прогуливаюсь по улицам. Моя походка улучшается с каждым днем, и я уже меньше хромаю. Повышается и моя выносливость. Еженедельная терапия и ежедневные прогулки пошли мне на пользу. Гулять сейчас приятно. Я ощущаю во время прогулок, как постепенно заканчивается лето и начинается осень — воздух становится более прохладным по мере того, как сгущаются сумерки.

К черту память. Я чувствую себя более свободным, когда выбираюсь из этой запертой комнаты — моей памяти. Чтобы одержать победу в ходе судебного процесса, не нужно помнить о том, что произошло. Все, что мне необходимо, — убедительная история.

К тому моменту, как я дохожу до Саутпорта к северу от Эддисона, уже совсем стемнело. В этом районе не так многолюдно, как центре города, но я тем не менее оказываюсь в довольно плотном потоке людей. Я занимаюсь сейчас только тем, что прогуливаюсь и просто существую. Я осознаю, что просто существовать — уже счастье. Я запросто мог умереть после огнестрельного ранения — ведь я в течение нескольких минут находился в состоянии клинической смерти. По сравнению с этим все остальное — какие-то пустяки, не так ли?

Я снова и снова повторяю про себя, как мне повезло, что я дышу, хотя, вероятно, совсем скоро дышать и существовать придется в тюрьме «Стейтвилл».

Я бросаю взгляд на витрину и невольно замираю: я отчетливо увидел, что из-за стекла на меня смотрит Эми.