А в остальном все хорошо.

Взяв бокал с бурбоном и конверт, я пошел на второй этаж. Очень хотелось разобраться в происходящих событиях и понять, что к чему, однако многолетний опыт подсказывал, что сделать это так быстро, как хотелось бы, получается не всегда. Иногда приходится посидеть спокойно и понаблюдать за происходящим, пока кусочки информации не сложатся в голове в единую картинку.

Мое тайное расследование было хорошим примером. Я, вообще-то говоря, начал заниматься им случайно и увяз. Никто меня не обязывал. Это то, что как бы само подкралось, когда я не смотрел по сторонам.

А произошло все следующим образом. Примерно полтора года назад я занимался расследованием совершенного в районе Гриктаун убийства одного парня средиземноморского типа, который получил пулю ночью — уже перед рассветом — на Адамс-стрит перед одним из тамошних многочисленных ресторанов. Ну, вы знаете — рестораны с белоснежной штукатуркой, синим орнаментом, пылающим сыром и официантами, кричащими: «Опа!»

Как бы там ни было, убили обычного прохожего. Не ахти какое дело, правда? Однако расследование показалось мне интересным. У меня имелась пара подозреваемых. Один из них — парень, чьи родители являлись владельцами одного из тех самых ресторанов. Я обратился к архивам и выяснил, что его арестовывали восемь — целых восемь! — раз, но ни разу не выдвинули официальных обвинений. Ни разу! Восемь арестов, но никаких официальных обвинений. Несколько раз он оказывался на свободе даже раньше, чем прокурор успевал проанализировать возможные обвинения, — то есть, другими словами, полицейские отпускали его собственным решением, что показалось мне весьма необычным.

Как выяснилось позднее, к расследуемому мной убийству парень никакого отношения не имел, но я сохранил у себя копию его досье и затем на протяжении нескольких недель время от времени изучал информацию. Как парню удавалось добиваться от полиции столь благосклонного отношения к себе? Ведь в некоторых случаях полицейские даже не сообщали о задержании прокурору штата, а просто открывали камеру и отправляли подозреваемого на все четыре стороны!

Мне, естественно, пришло в голову, что парень — чей-то протеже. Кто-то неведомый лезет из кожи вон, чтобы избавить его от серьезных неприятностей.

Инциденты, фигурирующие в досье парня, происходили в общей сложности на протяжении нескольких лет, и когда я проанализировал, кто занимался расследованием происшествий с его участием и кто занимал руководящие должности в полиции в том районе, один персонаж привлек мое внимание — так сильно, как манит к себе измученного путника стакан ледяной воды в знойной пустыне.

Персонажем этим оказался Пол Визневски, которого с тех пор уже повысили в звании до лейтенанта и перевели в мой район.

Я предположил, что Виз, видимо за вознаграждение, помогает задержанным уйти от ответственности. «Сунь несколько купюр мне в карман — и я сделаю так, что тебя отпустят». Что-то в этом роде.

Провернуть такое дельце, в общем-то, проще простого. Прокуроры зависят — в первую очередь и главным образом — от полицейских, которые являются двигателями, приводящими в движение всю систему уголовного преследования. Если полицейские говорят, что парень не виноват, или заявление пострадавшего вызывает сомнения, или нет достаточных улик, то прокуроры в редких случаях будут настаивать на продолжении расследования. Зачем им это нужно? Они же за преступниками по улицам не гоняются. Если полицейский заявляет, что то или иное дело вполне можно закрыть, прокурор обычно соглашается, тем более что у любого прокурора на шее всегда полно других уголовных дел, по которым нужно сформулировать и выдвинуть обвинение.

В общем, мне показалось, что происходит нечто подобное. Я заметил это полтора года назад. Именно так и началось мое тайное расследование — с одного-единственного подозрительного досье.