– Ну, мистер Мактиг, если вы предпочитаете абсурд…

– Абсурд? – переспросил Мактиг. – Но где здесь абсурд? Это самое разумное объяснение, какое мне приходилось слышать. Оно объясняет существование зла на Земле: убийств, насилий, жестокости, бедности, болезней и всего прочего. Бог слишком занят, подбирая души для новых жителей Земли, и у него просто не хватает времени для всего остального. Решение тут простое: объявить мораторий на рождение, скажем, лет на десять, и Бог получит возможность…

Бенсон раздражённо взревел:

– Майк, прекратите! Вы раздражаете леди Фитц. – Он посмотрел на леди Фитц, которая сидела, заткнув уши, закрыв глаза, и бормотала молитвы или формулы, которые считала молитвами. – Ну, вы своего добились, так что заткнитесь, – мрачно добавил он.

– Я только хотел выяснить…

Бенсон сказал:

– Я поставлю перед вами настоящую задачу. Если мы живём разумной жизнью только один час из двадцати четырёх, кто же правит нами в остальные двадцать три? И не говорите мне, будто в это время мы просто механизм из мышц, крови, нервов и костей, который действует совершенно инстинктивно. Я в это не верю. Природа не терпит пустоты, а наши тела – весьма удобное жилище… – Он взглянул на доктора Сватлова. – Ваше преподобие, разве ваш Господь не говорил, что в доме его отца много комнат? Что ж, в этом доме, – он постучал себя по лысой голове, – действительно много комнат. Кто же в них? Некоторые двери закрыты. Другие распахнуты – и иногда из них выглядывают обитатели, и даже чужаки туда могут забрести, когда мы спим. Кто же они? Может, наши предки, изгнанные из своих домов смертью? Почему бы им не поискать убежища в плоти от своей плоти и в кости от своей кости? Разве у них нет права там поселиться? Почему бы им не взять в руки колесо, когда я сплю?

Он помолчал, словно ожидая ответа, но никто не заговорил; за столом воцарилась странная тишина. Бенсон продолжал:

– То, что мёртвые могут снова ожить, не более странно чем то, что живые должны умереть. Забыл, кто это написал, но это истинная правда. Неужели то в человеке, что сражается, любит и ненавидит, надеется и отчаивается, мечтает и творит, может быть задуто, как свеча, дуновением смерти? Как будто этого никогда не было? Я в это не верю. Лишение тела – да, но уничтожение – нет. Я считаю: возможность для мёртвых существовать менее странна, чем необходимость для живых умереть!

Он ударил кулаком по столу и взглянул на Мактига. Я услышал, как леди Фитц быстро прошептала: «Бог есть любовь. И я часть Господа. Ничто не может повредить мне. Я часть Господа, и я есть я».

Бенсон сказал, на этот раз спокойнее и как будто про себя, а не обращаясь к нам:

– Что же эти бестелесные? Наше пламя жизни манит их. Они вьются вокруг нас, как чайки вокруг маяка. И не только сознания наших предков… другие сознания стремятся к пламени, и не знаю, что их привлекает… они ищут вход, ищут всегда, и когда мы теряем бдительность, находят его… прячутся… и ждут, ждут…

Леди Фитц вскочила быстрее спящей кошки, которой наступили на хвост. Лицо её было белее мела.

– Алексей! Алексей, немедленно выведи меня на палубу!

Бурилов вскочил, обнял её и повёл к трапу. Вне всякого сомнения, леди Фитц решила, что с неё хватит. Бенсон молча смотрел им в след. Доктор Сватлов откашлялся, будто собираясь заговорить.

Бенсон проворчал:

– Дьявольщина! Я вовсе не хотел пугать её! Но всё же я говорил серьёзно…

И тут появился Брукс с сообщением об урагане.

Да, в последующие дни я не раз вспоминал этот разговор, как предсказание… как будто в нём содержалось какое-то объяснение, намёк… способный объяснить необъяснимое… а может, эта истина слишком трудна для понимания.