– Анна! – прокаркал он. – Где Аврелиан?

– В часовне, – откликнулась она, торопясь к нему. – Давай, обопрись на меня, и...

– Я могу идти сам.

С трудом волоча ноги, ирландец преодолел длинный темный коридор и, не останавливаясь, ввалился в высокие двери, споткнувшись и опрокинув с полдюжины метел. В часовне Аврелиану противостояли все те же семеро, что и днем раньше, но теперь у каждого был обнаженный меч. Карлик обернулся на шум.

– А, древнеирландский победоносец! Вон отсюда, фигляр!

Он повернулся к Аврелиану, выставив короткий клинок.

– Слышал, что сказал Оркхан? – спросил он, указывая на чернокожего. – Стена рухнула. До темноты они будут в городе. Веди нас к бочке – или умри.

Гнев исказил лицо Аврелиана, он занес руку, точно собираясь бросить в наглеца невидимое копье.

– Скажи спасибо, жаба, что я слишком занят тем, чтобы покарать осмелившихся на приступ. Теперь уносите ноги, пока не поздно.

Карлик ухмыльнулся.

– Давай. Испепели меня. Все мы знаем, что ты не можешь. – Он легонько пихнул старого чародея в живот.

Неподвижный, пропитанный ладаном воздух часовни был разорван диким воплем, когда ирландец выпрыгнул на середину и стремительным выпадом рассек горло карлика острием меча. Мгновенно развернувшись, он до кости разрубил руку чернокожего Оркхама. Краснокожий занес свой меч, чтобы обрушить его на Даффи, но ирландец уклонился от неуклюжего удара и ответил выпадом в живот. Затем развернулся к оставшимся четверым, но один из них крикнул:

– Зачем убивать Мерлина? Черное, вот что нам нужно!

Пятеро оставшихся на ногах, стараясь не приближаться к Даффи, выбежали из часовни. Как только они оказались в коридоре, ирландец рухнул как подкошенный. Подоспевший Аврелиан перевернул его на спину и помахал перед его ноздрями маленьким шариком филигранной работы; через несколько секунд глаза ирландца широко открылись, а рука оттолкнула зловонный предмет. Он лежал и смотрел в потолок, неспособный на большее, чем просто дышать.

– Что... сейчас случилось? – смог он вымолвить наконец.

– Ты спас мне жизнь, – ответил волшебник. – Вернее, то был Артур: я узнал старый боевой клич. Мне льстит, что он проявляется, видя меня в опасности.

– Он... совершает подвиги... а мне достается изнеможение.

– Пожалуй, это не совсем честно, – весело признал Аврелиан. – А что с твоей щекой?

– Ты не сможешь это зашить? Все лекари слишком заняты. – Не поворачивая головы, ирландец скосил глаза и разглядел с одной стороны только пыльные скамьи, а с другой – витражи с изменчивыми следами стекающих дождевых струй. – Куда делись Черные Птицы? Или я убил всех?

– Нет. Двое лежат мертвыми там на полу – кого‑то придется попросить заняться трупами, пятеро же других помчались за глотком черного. – Старик уже успел извлечь из‑под мантии разные мешочки и шкатулки и занялся обработкой раны.

– Разве не стоило тебе... ох!.. остановить их?

Аврелиан достал нитку с иголкой и теперь зашивал рану; Даффи не чувствовал серьезной боли, только натяжение кожи на левой щеке и виске.

– О нет, – успокоил волшебник. – У Гамбринуса есть на такой случай меры предосторожности, о чем они, видно, подозревали, если хотели, чтобы я принес снадобье. Но отчаявшиеся люди готовы на все, а загнанные в угол крысы сами кидаются на ловцов. Я рад позволить Гамбринусу закончить дело.

– У юго‑восточного угла стена рухнула, – проговорил Даффи онемевшим ртом.