Потом в глазах его мигнули злые огоньки, и скука уступила место выражению неприветливости.

— Кажется, к нам пожаловал родитель знаменитого хирурга? Зачем?

— Кто там, Марс? — раздался из глубины квартиры еще один мужской голос, и за спиной Гзаронваля показался второй молодой человек в чем-то, напоминающем балахон в павлиньих перьях. — Что ему нужно?

— Это предок Мальгина, — поигрывая мышцами живота, процедил Гзаронваль.

Лицо второго парня мгновенно стало холодным и злым, глаза сузились, ощупывая фигуру Макара с головы до ног.

— Какого… лешего ему здесь?… Своего дома нет, что ли?

Макар растерялся. Всегда исповедовавший принцип взаимного доброжелательства, готовый на компромисс ради установления добрых отношений, он, встретившись с принципиальным неприятием его интересов, на какое-то время потерял ощущение реальности.

— Позвольте… — пролепетал он, краснея. — Здесь живет моя невестка, Купава, почему вы?…

— Бывшая, папаша, — буркнул Гзаронваль, — бывшая.

— Какое это имеет значение? Я хочу поговорить с ней. В чем дело? Позовите ее, пожалуйста.

— А шел бы ты, предок, пока цел-здоров, — взорвался вдруг ни с того ни с сего второй, в «павлиньем» одеянии. — Тебя еще только здесь не хватало! Пошли, Марс!

Всякое бывало в жизни Мальгина-старшего, но так его не оскорбляли ни разу. Ошарашенный выпадом, не зная, чем он вызван, но догадываясь, что это как-то связано с Климом, Макар слепо двинулся на юных атлетов и получил несильный, но резкий удар в переносицу — «павлин» нанес его через руку Гзаронваля и ударил бы еще раз, если бы старик не упал, услышав сквозь звон и боль в голове недовольный возглас Марселя:

— Осторожнее, Билл, какая муха тебя укусила?

Очнулся Макар через минуту. В голове гудело, из глаз лились слезы и по губе текло что-то горячее и соленое. Он вяло дотронулся до лица — это была кровь. Кулак «павлина» по имени Билл повредил переносицу.

— Черт возьми, за что?! — совершенно искренне удивился старик, достал платок, промокнул кровь под носом и перевернулся на спину. Затем расслабился, унял слезы, кровь и встал. Дверь была закрыта. Купава так и не вышла. И вдруг на старика что-то нашло: сказалось все, что накопилось на душе, плюс ничем не спровоцированное оскорбление и унижение, которому не было никакого оправдания. Он толкнул дверь рукой, а когда она не поддалась, ударил что есть силы ногой. Автомат открыл ее на третьем ударе.

Отшвырнув появившегося в проеме красавца «павлина», Мальгин-старший прошел в гостиную, затем в спальню, не отвечая на изумленные взгляды двух мужчин, одним из которых был Гзаронваль, заглянул на кухню: Купавы нигде не было.

— Где она? — коротко спросил он, вернувшись в гостиную и так глянув на ворвавшегося следом «павлина», что тот невольно отступил, проглотив порцию ругательств.

— В лечебнице, — помедлив, ответил Гзаронваль, переглянувшись с собеседником; его Макар не знал.

— В какой? Впрочем, это я выясню сам. — Старик направился к выходу и уже из прихожей добавил: — Я не спрашиваю, что вы здесь делаете в отсутствие хозяйки, но было бы лучше, если бы вы покинули этот дом. — Мальгин-старший тоже умел быть твердым.

Дверь закрылась за ним, отрезав шипение «павлина» и красноречивое молчание остальных.

Полюбовавшись панорамой Хельсинки с башни музея-крепости Суоменлинна, Боянова вызвала такси и спустя четверть часа вышла из пинасса на лужайку перед коттеджем Маттикайнена, расположенным в парке под Свеаборгом. То, что председатель Всемирного координационного совета Тойво Маттикайнен пригласил ее домой, а не в свой рабочий кабинет в здании ВКС, расположенном на окраине рязанского парка Победы, было не совсем обычным явлением, но комиссар безопасности не привыкла анализировать ситуацию и делать выводы без достаточных оснований, зная, что все в конце концов разъяснится.