– Ты… ты так этого достойна! Тебя наполнит свет.

Потом ее рука вдруг оказалась на пряжке его ремня и потянула к себе. Рен наклонилась и коснулась приоткрытыми губами его рта. Снова отстранилась.

Он задохнулся. В висках застучала кровь. Под брючным ремнем вспухло и стало тесно.

– Что ты делаешь? – зашипел он.

Она сделала жест в сторону потолка:

– Он там, наверху, Скотт. Стоит и несет стражу, защищая нас. Все в порядке.

– Нет, это же… – Он покачал головой, растеряв все слова. Пытаясь объяснить: – Это же грех, Кармен.

Он хотел отодвинуться от нее, но при этом лишь отклонился назад в своем неловком полусидячем положении и шлепнулся на спальник, спиной к стене. При этом он вовсе не увеличил расстояние между ними. Или, может быть, думал он потом, может быть, ему вовсе не хотелось его увеличивать.

– Кармен, – взмолился он, – нам нельзя грешить. Не сейчас. Не здесь. Это неправильно.

Но Кармен Рен лишь зацепила большим пальцем горловину своей рубашки, посмотрела вниз, на собственную руку, и потянула. Статический шов с легким треском поддался, а она все тянула палец вниз, расстегивая рубашку и обнажая груди в поддерживающих чашечках. Сквозь прозрачный блеск пластика он ясно видел ее соски, прижатые к внутренней поверхности каждой чашечки. Она снова подняла глаза и улыбнулась.

– Как это может быть грехом? – просто спросила она. – Скотт, разве ты не видишь? Разве не чувствуешь?

Этому предназначено произойти. Это таинство, очищение для нас обоих. Дар его любви. Загляни в себя. Неужели ты не чувствуешь?

Он чувствовал.

С тех пор прошло очень много времени.

Скотт перестал быть девственником еще в одиннадцатом классе благодаря Дженни Уилкинс, а после нее до отъезда в Штаты Кольца были и другие девушки, пусть он и старался не гордиться этим, потому что знал, что гордиться неправильно. Но женщины сами искали его расположения, нет смысла это отрицать. Скотт пошел в мать, он был высоким и длинноногим, его торс развился еще в отрочестве, когда он подрабатывал на стройке заборов и укреплении русла реки Биттеррут, так что потом смог заплатить за учебу в старших классах, не став обузой семье, и вербоваться на флот ему тоже не пришлось. Кроме того, что он имел развитую мускулатуру и длинные ноги, он был учтивым и добрым, и, если верить Дженни, девушкам это тоже нравилось.

Но в ШТК с ним что-то случилось.

Может, все дело в том, что секс был везде: идеально упругие модифицированные тела, невозможно понять, настоящая ли это плоть или сгенерированные переменные интерфейсы, но они попадались постоянно, обвивали друг дружку на больших лазерных билбордах, на экранах в витринах магазинов, на всех навороченных сумках для покупок, женщины несли их, зажав в кулаке, будто это какие-то большие продолговатые фрукты, которые держат за стебель или за лозу. На любом нерелигиозном канале, какой ни включи, – плоть и похотливые стоны, на рекламных листовках, которые приходят по почте, на мусорных баках, прости господи, и даже, однажды, когда он был в Вольной Гавани, на небе в виде голографического изображения со звуковым сопровождением из динамиков, установленных вдоль пляжа в Венис. Может, дело именно в этом нескончаемом обстреле, в переизбытке подобных вещей, а может, Скотт просто тосковал по дому. Но как бы там ни было, к концу первого года благодушная уверенность, которой он наслаждался на родине, улетучилась, как пар от утреннего кофе на террасе, оставив его одиноким и холодным.

Кармен Рен, сверкая, как падающая звезда, прошла сквозь его одиночество. Внутри всколыхнулись полузадушенные фантазии, которым он предавался месяцами. Ее тело, которого он коснулся там, куда она направила его руки, было теплым и гладким, у языка оказался пряный, темный, незнакомый вкус.