Может, это даже не имеет значения. Может, верно и то, и другое. Но суть в том, что мир и вправду качается.
Где-то ударяет снаряд. Доски лодок разбиваются вдребезги. Люди с оторванными руками и ногами и люди, которые за несколько мгновений до смерти успевают посмотреть вниз, чтобы увидеть, что другую половину их тела разнесло выстрелом, начинают кричать. Всё, что ты слышишь после — это громкий скрежет поврежденного корпуса и крики умирающих.
Твоя реакция будет зависеть от того, как близко ты оказался к месту взрыва. Я бы не сказал, что можно привыкнуть к залпу пушек, к тому, как он словно оставляет дыру в твоем мире, но суть в том, что надо очухаться быстро. Быстрее, чем твой противник.
Мы были у берегов мыса Буэна-Виста на Кубе на корабле под командованием человека, известного как капитан Брама, когда на нас напали англичане. Мы звали англичанами любых моряков на бригантинах, несмотря на то, что наша команда состояла в основном из тех же англичан. Я и сам был англичанином по рождению, по духу. Но для пирата это не имело значения. Ты был врагом Его Величества (король Георг сменил на троне королеву Анну), врагом Короны, а, значит, врагом флота Его Величества. Поэтому, когда мы видели флаг с красным крестом на горизонте, фрегат, несущийся к нам по волнам океана, и людей, метавшихся туда-сюда по палубе, то кричали: "Вижу корабль! Англичане атакуют! Англичане атакуют!", не вдаваясь в детали относительно нашей национальности.
Остаться в живых было важнее.
Этот настиг нас быстро. Мы пытались развернуться и установить расстояние между нами и его пушками с шестифунтовыми ядрами, но он налетел на нас, обрезав нос судна. Фрегат был так близко, что мы могли разглядеть глаза членов экипажа, отблеск их золотых зубов, отблеск серебра в их руках под лучами солнца.
Пушки фрегата дали залп, и по бокам корабля заклубился дым. В воздухе раздался свист стали. Когда ядро нашло свою цель, корпус нашего корабля громко заскрипел. То был дождливый день, но дым пороха превратил его в дождливую ночь. Порох заполнял легкие, мы задыхались и кашляли, пытаясь отхаркнуть эту гадость. Паника и беспорядок на корабле разрастались.
А потом наступило чувство, будто мир вокруг тебя рушится, затем — шок, и начинаются секунды, когда ты гадаешь, может, в тебя попали, и ты умер, и, наверное, вот так и выглядят небеса. Или, скорее всего — по крайней мере, в моём случае — ад. И, наверное, это и впрямь должен быть ад, ведь именно в аду дым, пламя, и боль, и крики. Так что не так уж и важно было, умер ты или нет. В любом случае, ты был в аду.
Когда прогремел первый взрыв, я закрылся руками. Удачно. Я почувствовал, как в руки вонзились осколки раздробленного дерева, которые, не защитись я руками, впились бы мне в лицо и глаза. Сила удара была такой, что я попятился назад, споткнулся и упал.
Они воспользовались книппелем — большим железным зарядом, способным проделать дыру на фактически любой поверхности при нужном расстоянии. Они делали свою работу. Англичанам было незачем брать нас на абордаж. Будучи пиратами, мы старались причинить нашим целям как можно меньший урон. Нас интересовал абордаж и грабеж, который мог длиться несколько дней, если была необходимость. Трудно было грабить тонущий корабль. Но англичане — или именно этот экипаж, по крайней мере — либо знали, что у нас на борту не было ничего ценного, или им было все равно, они просто пытались нас уничтожить и делали это чертовски хорошо.
Еле поднявшись на ноги, я почувствовал, как что-то теплое потекло по моей руке и, когда посмотрел, увидел кровь, сочившуюся от щепки на палубные доски. С гримасой боли я, потянувшись, вырвал из руки деревяшку и бросил ее на палубу. Едва-едва осознавая всю боль, я прищурился сквозь дым пороха и хлеставший ливень.
Английский фрегат проплыл мимо правого борта, и волна ликования прошлась по его экипажу.
Раздались выстрелы и свистки мушкетов и кремневых пистолетов. |