– Я тут сегодня снимки смотрел, – начинаю я.

Ее передергивает.

– Ты серьезно? Мы будем разговаривать про работу?

– Извини. Ты что будешь?

– А ты что пьешь?

– Якобы “Джонни Уокер”.

– И как?

– Как будто его гнали из желудей и гудрона.

– Двойную порцию, – выкрикивает Лори. Бармен не знает английского. Она показывает на мой стакан и демонстрирует ему два пальца. Он повторяет ее жест, просунув между пальцами язык. Лори говорит: “Fuck you”. Бармен ржет и наливает ей псевдо-“Джонни Уокер” за счет заведения. Я украдкой смотрю на сцену: исполнительница Синатры выпростала обе сиськи, и упившийся техасец за ближним столиком служит вешалкой для ее лифчика. Его голова идеально подходит под размер чашечки.

– Черт, – говорю я, – до заведения добрались нефтяники.

Нефтяники – это десяток мужиков с “Шеврона”, которые ковыряются в мерзлой грязи в полусотне миль от города. Мы стараемся с ними не пересекаться. Опасаясь говорить по-английски, чтобы нефтяник не услышал и не подполз брататься, мы с Лори пьем молча. Молчание длится столько времени, на сколько хватает выпивки. Под табуретками наши ноги осторожно трутся друг о друга. Нам наливают по новой.

– Ты знаешь, что рентгеновские лучи можно увидеть? – спрашиваю я. – Если посидеть в темноте, дать глазам привыкнуть, а потом посмотреть прямо в трубку, они будут видны – такие тонкие голубые полоски. Довольно красиво. Правда, это настолько бессмысленно и опасно, что этого уже тыщу лет никто не делает.

– А ты тогда откуда знаешь?

– Где-то прочел.

Мы сидим, пьем. Синатра сменился на It’s Raining Men. Я боюсь взглянуть на сцену.

– Мне кажется, у Жбана рак слюнной железы, – наконец говорю я.

– И?

– В каком смысле “и”?

– В смысле, что мне с этим делать? Я не врач. Гэри и Марго – тоже. Как и ты, вообще-то говоря.

– Я… ну да, но… я думал, ты захочешь… поторопиться?

– Куда? Мы почти закончили.

– Как ты думаешь, он знает? Может, пусть Гэри ему скажет?

– Без понятия. Может, он вообще не знает, что такое “рак”. Блин, вот ты умеешь испортить вечер.

– Извини. – Я допиваю четвертый поддельный “Джонни Уокер”. – Ты голодная?

– Нет. Пошли отсюда?

– Нет. Да. Конечно.

Я отслюниваю местные купюры – олень, птичка, два медвежонка – пока лицо бармена не разглаживается, и мы уходим из “Дикой лошади”. До гостиницы двадцать минут ходу, то есть она на другом краю города. Клубы пара из наших ртов соприкасаются. Мы проходим мимо поликлиники. Комнатка на первом этаже, которую мы сняли для ежедневных исследований жбановой гортани, темна и заперта. Я осознаю, что понятия не имею, где живет Жбан – куда он уходит по вечерам. Я, видимо, всегда считал, что он остается в лаборатории в режиме ожидания, выключенный, как микрофоны Лори и мой рентген.

Хорошо, что в “Звезде” Лори живет ниже, чем мы с Гэри. Не надо беспокоиться о шуме, а в душе есть горячая вода. “Нет, нет, ну же, ч-черт, ты все забыл, чему я тебя учила в прошлый раз”, – шепчет она в самом разгаре.