Человек, который причинил им столько неприятностей, который работал на ФБР, также был блондином. И глаза: Джейда говорила о золотистых глазах.
Японец с трудом проглотил свой бифштекс. Он не мог отвести глаз от стола, за которым, кроме блондина, сидели еще четверо.
– Расскажите-ка мне еще раз об этой вечеринке, – попросил он.
Посол не заставил себя просить. Чем дальше продвигался его рассказ, тем более холодел полковник Танака. Он недооценил своих противников. Совпадения быть не могло. Человек, который организовал эту «вечеринку», и тот, который связался с Джейдой, был одним и тем же лицом. Под прикрытием должности в Объединенных Нациях, агент ФБР или ЦРУ. Полковник Танака скорее подумал о ЦРУ. Это больше походило на их методы. Его теснили с его собственной территории. Он бросил подозрительный взгляд на своего визави, еще пребывавшего в блаженстве от приключения накануне. Ему придется дорого заплатить за участие в оргии. Это был трюк, старый, как мир. Если не из-за жены, то боялись общественных или профессиональных последствий.
Он отодвинул от себя тарелку: есть больше не хотелось.
До голосования оставалось четыре дня. Одному богу известно, какие махинации мог провернуть этот блондин за оставшееся время! Танаку пробрала дрожь: он избежал катастрофы. Он почувствовал мимолетную признательность к сидящему напротив него человеку.
– Прошу вас извинить меня, – сказал он. – Я совершенно забыл о комиссии, в которой я должен заседать. Мы увидимся позже.
Он ушел, подписав счет и оставляя посла наедине с его русоволосыми мечтами. Полковнику Танаке требовалось походить, поразмышлять, прежде чем принять решение. Розарий, обрамляющий. Ист-Ривер, показался ему подходящим для раздумий местом. Он всегда любил природу. Но уже на эскалаторе он понял очевидность: его противника требовалось устранить. И чем быстрее, тем лучше. В секретной войне люди невзаимозаменяемы. Его не успеют своевременно заменить. И на этот раз за операцию возьмется он лично.
Так будет надежнее.
Что же касается его участия в шантаже несчастных, которых он помог застигнуть врасплох, то Малко предпочел бы лучше задушить Эла Каца собственными руками. Услуга, которую, впрочем, стихийно предложил Кризантем.
Он оглядел толпу черных, желтых, белых лиц делегатов, занятых оживленными разговорами. Они так скучали на заседаниях комиссий и многочисленных подкомиссии. Даже дебаты по красному Китаю многих не увлекали. Все заранее знали результат, и нескончаемые речи членов коммунистического блока были лишь обманчивой внешностью.
ООН лопалась. Пространства не хватало. Несчастным делегатам даже некуда было всем присесть в этом баре, а офисы представительств были рассеяны по всему Нью-Йорку.
Шум разговоров перекрыл голос одной из дикторш. Малко просили к телефону. Он покорно поднялся, Эл Кац, должно быть, готов к извинениям. Смуглокожая дикторша неопределенной национальности указала ему на будку № 3. Малко вошел в нее и снял трубку.
– Вы князь Малко Линге из австрийского представительства?
Человек говорил по-английски с ярко выраженным азиатским акцентом, и Малко он был не знаком.
– Я хотел бы встретиться с вами через четверть часа, на двенадцатом этаже, – сказал мужчина. – В кабинете 1184. У нас есть новости.
Прежде чем Малко спросил, кто он, тот повесил трубку. Малко вышел из будки, заинтригованный. Двенадцатый этаж был вотчиной китайских националистов. Союзников Эла Каца, Ло-нин и других. Голос должен был принадлежать доктору Шу-ло. Он посмотрел в баре, не было ли поблизости Ло-нин, но в такой толпе было невозможно что-либо увидеть. Он спокойно отправился на двенадцатый этаж.
Вестибюль напротив зала Совета по опеке гудел от разговоров. Делегаты расхаживали взад-вперед или сидели на диванах без спинки под отеческим взглядом охранников в синем. |