— Вы хотите сказать…

— Они надевают черные перчатки из смеси шелка и хлопка, когда перелетают с одной трапеции на другую. Некоторые считают, что в этих перчатках заключена какая-то хитрость, связанная с электричеством, — ну, вроде того, что отрицательные заряды притягиваются к положительным. Но это не так. Просто в перчатках легче обеспечить сцепление рук с трапецией. У них нет вообще никакой страховочной системы. Их капюшоны совершенно светонепроницаемы — но они никогда не ошибаются… Ну, это очевидно, иначе сразу стало бы одним «Слепым орлом» меньше. Полагаю, тут действует какая-то форма экстрасенсорного восприятия, что бы это ни значило. Только Бруно обладает этим даром, поэтому он и ловит их.

— Я должен сам на это посмотреть. И хочу увидеть этого великого менталиста в работе.

— Нет проблем! Нам как раз туда. — Фосетт взглянул на часы. — Пора идти. Полагаю, мистер Ринфилд нас уже ждет.

Пилгрим молча кивнул. У Фосетта дрогнул уголок рта, что должно было означать улыбку.

— Ну же, Джон! Все поклонники цирка — в душе большие дети. А вы что-то не слишком веселы.

— Это верно. В цирке работают люди двадцати пяти национальностей. Причем по крайней мере восемь из них — из Восточной Европы. Что, если кто-то из них меня недолюбливает да еще носит с собой мою фотографию? А если таких наберется несколько человек?

— Увы, мой друг, это цена славы. Но вы можете замаскироваться. — Фосетт с удовлетворением оглядел свою полковничью форму, — например, переодеться подполковником, не правда ли?

В служебном лимузине, ничем не выделявшемся в транспортном потоке, Пилгрим и Фосетт направлялись к центру Вашингтона. В машине они сидели на заднем сиденье, а впереди, рядом с водителем, устроился седой лысоватый мужчина с совершенно незапоминаюшейся внешностью.

— Не забудьте, Мастерс, вы должны оказаться на сцене первым, — напомнил мужчине Пилгрим.

— Буду первым, сэр.

— Вы подобрали слово?

— Да, сэр. «Канада».

Уже смеркалось. Сквозь легкий моросящий дождик показалось здание с высоким куполом, украшенное множеством мигающих цветных лампочек, образующих замысловатый узор. Фосетт что-то сказал водителю, и машина остановилась. Мастерс, держа в руке свернутый журнал, молча вышел и мгновенно смешался с публикой, которая уже начала собираться возле цирка. Этот человек был просто создан для того, чтобы растворяться в толпе. Машина проехала еще немного и остановилась в непосредственной близости от входа. Пилгрим и Фосетт вошли в здание.

Широкий проход вел к местам для зрителей, расположенным амфитеатром. Полотняные цирковые шатры остались в прошлом, по крайней мере для больших цирковых трупп. Им на смену пришли зрительные залы и павильоны, рассчитанные не менее чем на десять тысяч зрителей. Большинство из них было гораздо вместительнее. Только для того, чтобы свести концы с концами, цирк вроде этого должен был иметь не меньше семи тысяч посадочных мест.

Справа от прохода можно было бросить взгляд за кулисы, где в клетках рычали львы и тигры, беспокойно переминались с ноги на ногу слоны, лошади и пони, где прыгали шимпанзе. Тут же продолжали оттачивать свое мастерство жонглеры. Им, как и концертирующим пианистам, для поддержания квалификации нужно постоянно тренироваться.