Бруно запустил свое незамысловатое изделие в публику. Самолетик кружился и пикировал самым непредсказуемым образом и вскоре закончил полет, приземлившись на плечо юноши лет восемнадцати. Молодой человек нерешительно поднялся и прошел на сцену. Артист ободряюще улыбнулся юноше, протянул ему листок и конверт и сказал:

— Я попрошу вас сделать очень простую вещь. Напишите на листке три цифры и вложите его в конверт.

Затем Бруно повернулся лицом к публике. Молодой человек что-то написал и вложил листок в конверт. Бруно обернулся. Он не стал рассматривать конверт и тем более дотрагиваться до него. Вместо этого он попросил юношу:

— Пожалуйста, сложите написанные вами цифры и назовите сумму.

— Двадцать.

— На вашем листке в конверте цифры семь, семь и шесть.

Молодой человек достал листок из конверта и показал его публике. Там были две семерки и шестерка.

Фосетт посмотрел на Пилгрима, который впал в глубокую задумчивость. Было ясно: если Бруно не гений, то он либо непревзойденный фокусник, либо невероятный плут.

Затем Бруно объявил самый сложный номер своей программы — демонстрацию уникальной зрительной памяти. Он обещал назвать слово, местонахождение которого на двух листах любого раскрытого журнала опишет один из зрителей. Язык текста не имеет значения.

Мастерс опередил даже самых шустрых добровольцев — он оказался на сцене раньше, чем артист закончил объяснения. Бруно удивленно вскинул брови, взял предложенный ему открытый журнал, несколько секунд смотрел на него, затем вернул владельцу и вопросительно посмотрел на Мастерса.

«Зритель» тут же отозвался:

— Левая страница, второй столбец, ну скажем, седьмая строчка сверху, слово посредине строки, — и посмотрел на Бруно с победной улыбочкой.

— Канада, — произнес Бруно.

Улыбка исчезла. Невзрачное лицо Мастерса отразило крайнюю степень неподдельного изумления. Он пожал плечами и пошел прочь.

Фосетт с Пилгримом вышли. Фосетт спросил:

— Ну что, вы же не думаете, что у этого парня есть осведомитель в ЦРУ? Убедились?

— Убедился. Когда начинается представление в цирке?

— Через полчаса.

— Давайте посмотрим, как этот парень ходит по канату. Если там Бруно хотя бы вполовину так хорош, как здесь, тогда он тот, кто нам нужен.

Выставочный павильон, вместивший три арены цирка, был полон. Приятное оживление вносила музыка, на этот раз гораздо более приемлемая и исполняемая великолепным оркестром. Воздух был словно наэлектризован волнением и нетерпеливым ожиданием многочисленных юных зрителей, привезенных в эту чудесную сказочную страну их бабушками и дедушками. Все вокруг блестело, но это была не просто дешевая мишура, а неотъемлемая часть чуда, которое зовется цирком.

На фоне серовато-коричневого песка трех арен ослепительная радуга цветов привлекала глаз не меньше, чем музыка — ухо. Вот на арены вышли и пошли по кругу слоны в нарядных чепраках. На слонах сидели прекрасные девушки в ярких нарядах. Казалось, в одежде артисток и в убранстве животных были использованы все мыслимые цвета. А в центре арены клоуны соревновались друг с другом в нелепости костюмов и гримас. К ним присоединились акробаты и целая процессия артистов на ходулях.

Зрители завороженно следили за происходящим, с нетерпением ожидая, что же последует дальше. Они знали, что это великолепное зрелище — только прелюдия к предстоящему празднику на арене. Ничто не может сравниться с атмосферой напряженного ожидания, которая предваряет цирковое представление.