– А ты готовь зонтик, – посоветовал Гена. – Ибо сейчас над тобой разверзнуться хляби небесные и прольется дождь, и будет он отнюдь не розовым и конфетным.
И стало так по слову его.
Хляби разверзлись, дождь пролился, и был он далеко не розовым и совсем не конфетным.
Радикальные противники обвинили Гусева в том, что он слаб, мягкотел, продался американцам, китайцам и добивается развала страны посредством отрицания истинных мужских ценностей.
Гусев смеялся. Больше ему ничего не оставалось.
Люди же умеренные говорили, что Гусев, конечно, молодец и, может быть, даже голова. В принципе. Но вот в данном случае он немного погорячился.
На следующий день на сайте правительства появилось инициированное им голосование. В первые несколько часов позиция Гусева получила поддержку десяти процентов голосов. А потом все заглохло. Цифры на экране сменялись, но слишком медленно. За сутки вышло еще около процента.
Гусев всерьез начал размышлять о выборе между запоем и депрессией.
Но публичные дела требовали его присутствия, поэтому ему не удалось впасть ни в то, ни в другое.
– Мы проиграли, – сказал Гена.
Гусев налил себе на три пальца коньяка, глотнул и закинул ноги на офисный стол. Несмотря на поздний вечер, штаб продолжал трудиться. Там, за закрытыми дверями гусевского кабинета.
– Мы проиграли, – повторил Гена. – Обычно прошедшие законопроекты в первые сутки получали от тридцати пяти до сорока процентов голосов, и потом пару месяцев добирали остальные. Одиннадцать с половиной процентов в первые сутки, когда голосуют убежденные сторонники идеи – это провал. Это значит, что все остальные – сомневающиеся и противники, и еще сорок процентов нам не убедить от слова «никогда».
– Голосование бессрочное, – напомнил Тунец.
– А толку то? – спросил адвокат. – Сколько их таких бессрочных на том же сайте висит? С замершими счетчиками на позабытых страницах?
– И что ты предлагаешь? Поднять лапки кверху и сдаться?
– Можно еще одно покушение устроить, – мечтательно предложил Гена. – Привязать его к игре, и чтоб попутного ущерба было…Поднимем резонанс.
– Нет, – сказал Тунец.
– Ни за что, – сказал Гусев. – И никакого попутного ущерба.
– Так что же делать?
– Работать дальше, – сказал Гусев.
– Без каких то решительных ходов мы эту ситуацию не переломим.
– Вот только революцию мне тут не надо предлагать, – сказал Гусев. – Мы пойдем медленно, но верно.
– В светлое будущее? – скептически осведомился адвокат.
– Просто в будущее, – сказал Гусев.
– И осветим его сиянием наших сердец?
– Знаешь, за цинизм в нашей компании отвечаю я, – сказал Гусев. – А ты выбери себе какую нибудь другую роль, потому что двух меня эта партия просто не выдержит.
И они продолжали работать. Спорить, убеждать и агитировать. Цифры на счетчике росли, но очень медленно.
А рейтинг действующего президента так же медленно падал.
Глава двадцать четвертая
В промозглом и сыром апреле, когда снега уже сошли, а тепло еще не наступило, Гусеву позвонил Кац.
– Давно не слышались, – сказал Гусев.
– Я вам звонил несколько раз, но вы не брали трубку.
– У меня были дела, – сказал Гусев. – Извините.
– Ничего страшного, Антон, – сказал Кац. – Я понимаю, что политическая карьера отнимает много времени и сил.
– Отнимает, – согласился Гусев.
– И все же, нам нужно поговорить.
– А это кому нужнее, вам или мне? – уточнил Гусев. |