Там годы долгие я в негах изнывал -
Лазури, солнц и волн на повседневном пире.
И сонм невольников нагих, омытых в мирре,
Вай легким веяньем чело мне овевал,-
И разгадать не мог той тайны, коей жало
Сжигало мысль мою и плоть уничтожало.
Я — камень и мечта; и я прекрасна, люди!
Немой, как вещество, и вечной, как оно,
Ко мне горит Поэт любовью. Но дано
Вам всем удариться в свой час об эти груди.
Как лебедь, белая, — и с сердцем изо льда,-
Я — Сфинкс непонятый, царящий в тверди синей.
Претит движенье мне перестроеньем линий.
Гляди: я не смеюсь, не плачу — никогда.
Что величавая напечатлела древность
На памятниках слав — мой лик соединил.
И будет изучать меня Поэтов ревность.
Мой талисман двойной рабов моих пленил:
Отображенный мир четой зеркал глубоких -
Бессмертной светлостью очей моих широких.
ИЗ БАЙРОНА
There's not а joy the world can give…
Какая радость заменит былое светлых чар,
Когда восторг былой остыл и отпылал пожар?
И прежде чем с ланит сбежал румянец юных лет,
Благоуханных первых чувств поник стыдливый цвет.
И сколько носятся в волнах с обрывками снастей!
А ветер мчит на риф вины иль в океан страстей…
И коль в крушеньи счастья им остался цел магнит,-
Ах, знать к чему, где скрылся брег, что их мечты
манит?
Смертельный холод их объял, мертвей, чем Смерть
сама;
К чужой тоске душа глуха, к своей тоске нема.
Где слез ключи? Сковал мороз волну живых ключей!
Блеснет ли взор — то светлый лед лучится из очей.
Сверкает ли речистый ум улыбчивой рекой
В полнощный час, когда душа вотще зовет покой,-
То дикой силой свежий плющ зубцы руин обвил:
Так зелен плющ!— так остов стен под ним и сер,
и хил!
Когда б я чувствовал, как встарь, когда б я был -
что был,
И плакать мог над тем, что рок — умчал и я — забыл:
Как сладостна в степи сухой и ржавая струя,
Так слез родник меня б живил в пустыне бытия.
I speak not, I trace not, I breathe not thy name…
Заветное имя сказать, начертать
Хочу — и не смею молве нашептать,
Слеза закипает — и выдаст одна,
Что в сердце немая таит глубина.
Так рано для страсти, для мира сердец
Раскаянье поздно судило конец
Блаженству — иль пытке?.. Не нам их заклясть:
Мы рвем их оковы, нас держит их власть.
Пей мед преступленья оставь мне полынь!
Прости мне, коль можешь; захочешь — покинь.
Любви ж не унизит твой верный вовек;
Твой раб я; не сломит меня человек.
И в горе пребуду, владычица, тверд:
Смирен пред тобою, с надменными горд.
С тобой ли забвенье?— у ног ли миры?
Вернет и мгновенье с тобой все дары. |