Изменить размер шрифта - +
Впрочем, хоть и быстро разбирал его алкоголь, но в какой-то момент происходило в его организме нечто вроде насыщения. После этого пить он мог долго и без потерь, в стельку не напивался никогда, вот дикция только… — Информация? — повторил он. — А я скажу. Газеты — раз! Телевизор — два! Книжки! У них количество алкоголиков с каждым годом растет, знаете вы это?

— Ой, а у нас тоже пьют — смерть как! — Тетя Маша из кухни внесла свою лепту в разговор, настаивая на объективности. — Вот хоть соседка моя. Молодая совсем, а уже четыре раза леченная!

— И я скажу — почему, — продолжал шофер. — Хочешь, скажу — почему? — Он прищурился, прямо посмотрел на Володю и торжественно произнес: — Да потому, что у них там пить причины есть, а у нас — у нас только поводы. Ясно?

Володя впервые поднял на него глаза и взглянул с недоверием. Но шофер был серьезен.

— У меня один пожарник есть, — продолжал он, — кореш по седьмой автобазе. Так он рассказывает. Раньше, говорит, что? Раньше приедешь на пожар, входишь в квартиру, а там уж пусто, все успели вынести, немного было имущества. А теперь? Теперь, говорит, приходишь, так полный дом, говорит, барахла у каждого. А почему? Да потому, что пьют меньше, денег больше, так-то вот. Им, пожарникам-то, вещи брать строго запрещают. У одного на построении после пожара в кармане штанов будильник зазвенел, так и то строгий выговор и тринадцатой зарплаты лишили, — так они сразу к холодильнику. И что думаешь: нет, говорит, такого пожара, чтоб в холодильнике початой ли, полной ли бутылки не стояло. А ты говоришь. У нас теперь не допивают даже: рюмочку выпил и обратно поставил, до вечера.

— Пьют теперь и вправду меньше, — подтвердила Воскресенская. — Я вот в новогоднюю ночь возвращалась в метро из гостей. Часа четыре только было, не больше. Так все трезвые сидели, честное слово…

— Ну, это, конечно, не оттого, — прищурился на нее шофер. — Это потому, что которые трезвые, те только и ехали. А кто пьяный, так он там же, в гостях, и лег… Что, Федоровна, — обернулся он тут к поварихе и обнажил сталь во рту, — теперича по мясцу вдарить не грех?

— Нет-нет, мясо рано подавать! — запротестовала Воскресенская. — Как, мальчики?

Она поскребла пальчиком в уголке губ, сложенных скошенным овалом.

— Вы, Марья Федоровна, первую сковороду крышкой прикройте, а вторую не надо, не дошло еще, наверное…

— Так ты понял? — вразумлял шофер Володю. — У них жизнь там такая, что за горло берет. Как не запить! А у нас: гарнитур тебе — пожалуйста. Холодильник у каждого. Цветной телевизор тоже купить — что два пальца помыть. Ведь в рассрочку…

— Это вы правы, конечно, — качал крупной головой Володя, закуривая.

— Поэтому как мы пьем? Положим — Седьмое ноября, грех не выпить. Или там день рождения.

Закурили и остальные. В предвкушении настоящего ужина, ибо суп относился, бессомненно, к пропущенному обеду и занимал в праздничном меню место увертюры, настроены были благодушно. Табачный дым мирно заворачивался голубоватыми шлейфами возле бойко коптящих ламп.

— Да и на улицах пьяного теперь реже увидишь. То ли подбирают вовремя, то ли еще что, — сказала Воскресенская, — да только редко когда лежит.

И она благодушествовала. Самый деликатный момент — момент одаривания и поздравлений — счастливо миновал, подарки оказались скромны до наивности, взяткой не пахли, и даже Володя вместе со всеми тянул полную руку. А выпив, заговорили тоже хорошо: не о том вовсе, что где-то якобы что-то не так и плохо, а наоборот, что все к лучшему.

Быстрый переход