17, — и общее впечатление святости, отрешенности от внешнего мира.
Квинелла была совершенно зачарована; она сошла с тропы и направилась, обходя деревья, к сидящему человеку. Подойдя, она молча остановилась. Казалось, он был полностью погружен в сосредоточенное размышление или молитву, и глаза его были закрыты. Но она ждала, инстинктивно чувствуя, что он знает о ее присутствии, хотя и не подает никакого знака.
На вид ему было лет пятьдесят. Но он вполне мог быть и намного старше. Квинелла знала, что благодаря медитации и аскетическому образу жизни, особенно вблизи вечных снегов, люди, подобные ему, выглядели гораздо моложе своих лет.
Когда ей показалось, что ожидание уже бесполезно, глаза саддху вдруг открылись, и он взглянул на нее.
— Простите, если я помешала вам, святейший, — сказала ему Квинелла на урду, — но мне хотелось бы поговорить с вами.
— Говори, — ответил саддху, — задай вопрос, кторый у тебя в сердце.
— Вопрос? — удивленно переспросила Квинелла. — Мне хотелось бы понять… очень многое.
— Ты найдешь то, что ищешь, только через любовь!
Он сказал это очень медленно, но слова прозвучали как приговор, и не успела Квинелла перевести дух, как он продолжал:
— Ты смотришь вверх, на вершину. Это правильно, но ты должна и спускаться вниз, в долину. Они дополняют друг друга. Таков закон. И это есть путь к познанию.
— Мне… кажется, я… не понимаю, — ответила Квинелла.
— Ты понимаешь, — помолчав, сказал он, — а любовь прогоняет страх.
Он закрыл глаза, и Квинелла поняла, что разговор окончен.
Она постояла в нерешительности. Она знала, что он не забыл о ней, просто он уже все сказал, и она не стала больше нарушать его покой,
Удалившись от саддху, она подумала, что теперь будет перебирать в голове вопросы, которые не успела задать ему, но ей никак не удавалось облечь их в слова. Вместо этого она снова и снова вспоминала, как он сказал ей: «Любовь прогоняет страх!»
Удивительно, но те страхи, что преследовали ее, когда она покидала Англию, прошли. Они исчезли полностью, и она никогда больше о них не вспоминала. Она вдруг поняла, что уже несколько недель, если не больше, не вспоминает о принце.
Ей казалось, ненависть и ужас будут преследовать ее всю жизнь, но они были теперь совершенно вытеснены новыми переживаниями и впечатлениями, которыми она была полна благодаря Индии и… Рексу. Она думала о нем не только тогда, когда видела, но и когда засыпала вечером и просыпалась утром.
Неожиданно у нее возникло непреодолимое желание немедленно увидеть его, услышать его голос, оказаться вместе с ним.
Это чувство было таким острым, что она не стала ему противиться и, не дойдя до обвала, места, куда она, собственно, и направлялась, повернула назад, к дому.
Она не стала возвращаться по тропе, а пошла напрямик, через лес, и, еще не дойдя до сада, обнаружила, что попала в лабиринт из рододендронов.
В сочетании с белыми храмовыми цветами они представляли собой зрелище, которое в другое время привело бы ее в восторг.
Но сейчас ей хотелось как можно скорее увидеть Рекса, и вдруг она поняла, что заблудилась в диком кустарнике, который шел кольцом вокруг возделанного сада.
Она подумала было, не вернуться ли ей назад, чтобы найти тропинку с орхидеями, но нетерпение ее было слишком велико, и она продолжала пробираться сквозь густые заросли.
И вдруг до нее донеслись голоса.
Она непроизвольно замерла и услышала, как мужчина сказал на урду:
— Можно напасть в любой момент.
Квинеллу заставило застыть не только слово «напасть», но и то, как это было сказано — тихо, полушепотом-полусвистом, причем каждый звук плавно переходил в следующий. |