Но подругам предстояло ещё одно испытание: дождаться телеграммы, официально подтверждающей выигрыш миссис Харрис. Телеграмма должна была придти в среду.

— Что останется после покупки платья, разделим пополам, — пообещала маленькая уборщица своей толстухе подруге в приступе щедрости (и так бы она и поступила, конечно). Она уже видела себя шествующей по залам этого самого магазина Диора в окружении кланяющихся и суетящихся продавцов, с лопающейся от денег сумочкой в руках. Она будет идти от прилавка к прилавку, от вешалки к вешалке, мимо бессчетных дивных одежд, жестких от украшений из шёлка, сатина, кружев, бархата и парчи; и вот, наконец, она находит самое красивое платье и приказывает: «Заверните вот это!..»

И всё же, всё же миссис Харрис, хоть и была оптимисткой от природы, не могла не подозревать, что без проблем, по крайней мере, не обойдется. Это чувство было естественным следствием не слишком лёгкой жизни и ежедневного нелёгкого труда. И захотеть нечто великолепно-изысканное, но совершенно бесполезное, предмет роскоши из мира богачей, понадеяться на удачу в лотерее и немедленно выиграть — это была история из дешёвой книжки. Опыт подсказывал, что так не бывает.

Но с другой стороны, такое всё-таки иногда случалось. Ей самой приходилось читать в газетах о подобных случаях… впрочем, что гадать? Оставалось только дождаться среды! И не имело смысла отрицать совпадение цифр. Она выиграла, это не видение, она многократно сверялась с таблицами… Платье от Диора будет принадлежать ей, а может, и ещё много-много чудесных вещей — даже учитывая, что она поделит остаток выигрыша с миссис Баттерфилд. Ведь призовой фонд составлял, ни много ни мало, сто пятьдесят тысяч фунтов!

И так, в крайнем смятении, прошло три дня, и наконец пришла судьбоносная телеграмма из управления лотереи. Единственно лишь привязанность к подруге не дала миссис Харрис тут же вскрыть и прочесть телеграмму; она быстро оделась и побежала к миссис Баттерфилд. Та плюхнулась в кресло и покрепче схватилась за ручки в ожидании потрясения, но тут же принялась обмахиваться фартуком.

— Бога ради, читай его скорее, не то я просто помру от волнения! — воскликнула она.

И вот миссис Харрис дрожащими руками распечатала конверт и развернула телеграмму. Там сообщалось, что её билет выиграл, и выигрыш составил сто два фунта, семь шиллингов и девять с половиной пенсов. Скверные предчувствия подтвердились: эта сумма была настолько меньше необходимой для превращения миссис Харрис в обладательницу заветного платья от Диора, что осуществление мечты фактически оставалось столь же далеким и невозможным, что и прежде. Даже попытки миссис Баттерфилд утешить её (звучащие в стиле библейского Иова) — «Ну-ну, милочка, в конце концов — это лучше, чем ничего; подумай, да всякий, наверно, был бы рад выиграть такие деньги» — не могли помочь разочарованной и убитой миссис Харрис, хотя она понимала прекрасно, что просто так уж устроена жизнь, что разочарование — это нормальное состояние человека.

Так что же случилось? Список выигравших, присланный через несколько дней по почте, все разъяснил. То была трудная неделя для футбольной лиги, со многими неудачами. И хотя ни один человек не угадал результаты всех четырнадцати игр, или хотя бы тринадцати, довольно большое число участников лотереи шло вровень с миссис Харрис — соответственно каждый из них уменьшил её долю.

Нет, сто два фунта, семь шиллингов и девять с половиной пенсов на дороге не валяются. И всё же несколько дней V миссис Харрис лежал под сердцем холодный камень, и не раз просыпалась она ночью с чувством горечи и непролившихся слез — и вспоминала затем, что их вызвало…

Но первое разочарование прошло, и миссис Харрис пришла к мысли, что сто с лишним фунтов, выигранных в футбольной лотереё — сто фунтов, которые она могла потратить на что захочет — должны были бы положить конец безумной мечте о платье от Диора.