Потом он улыбнулся и спросил:
— Я должен… застрелить его?
Мэдди глубоко вздохнула и подняла голову.
— Тебя это не должно беспокоить, — произнесла она спокойно. — Я не шучу с любовью, Жерво.
Его лицо замерло. Мэдди смотрела в другую сторону от него, на актрис, на сцену.
Он поднялся:
— Все это довольно длинно. Давай поедем.
В это утро визитные карточки переполнили серебряный поднос в холле. Экипажи останавливались один за другим на несколько минут около их дома, а потом продолжали свой путь, когда их седоки возвращались от дверей. Каждый час Кальвин доставлял в библиотеку новую пачку карточек.
Мэдди, сидящая напротив Кристиана за его письменным столом, громко читала имя на каждой карточке. Потом, в соответствии с его замечаниями, она откладывала их в ту или иную сторону.
Между сортировкой карточек она писала под диктовку и смотрела, как он работал со счетами. И каждые полчаса Кальвин возвращался снова с новым букетом цветов для нее.
Все началось до завтрака — непрерывный поток цветов — тюльпанов, сладко пахнущих нарциссов и многих других — срезанных, в горшках, в корзинах, один больше другого. До тех пор, пока библиотека не превратилась в сад. И цветы переместились в соседнюю комнату.
К ужасу Кристиана, Мэдди казалась совершенно невозмутимой. Она в течение всего дня беззвучно наблюдала за цветочной презентацией, спокойно приказывая Кальвину оставлять их снаружи.
Но когда два дюжих лакея с помощью мальчиков-слуг внесли пару огромных кадок с посаженными в них апельсиновыми деревьями, она, наконец, прикрыла руками рот и закрыла глаза.
— Что это за хитрости? — воскликнула она сквозь пальцы.
— Вам просили передать, миссис, — ответил Кальвин. — Владелец питомника. В случае вашего одобрения он хотел бы, чтобы вы посадили их в саду или в оранжерее, которую специально построят.
Мэдди покосилась на Кристиана.
Он был достаточно невозмутим. Когда слуга вышел из комнаты, Жерво подошел к одному из деревьев и отломил ветку. Она наблюдала за ним, будучи не в состоянии понять, что он собирается делать.
Он взял красивую пушистую ветку и, покрутив ее, подошел к ней. Остановившись, словно раздумывая, что делать с ней дальше, Кристиан засунул ее себе за ухо.
— Мило? — он положил свою руку на голову и повернул ее так, чтобы лучше показать свое ухо.
Она засмеялась. Бедная простушка, девочка-Мэдди, смеющаяся над подобным. Бедный, сумасшедший Кристиан, доведенный до такого.
— Я знаю, что ты делаешь, — сказала она.
— Мне к лиц… я выгляжу мило.
— Ты задабриваешь меня, даря мне драгоценности и цветы.
Он стряхнул ветку из-за уха, поймав ее рукой.
— Разве это дело?
Ее щеки порозовели. Она заморгала.
— Какое дело.
— Быть… прелестнее!
— С какой целью?
Кристиан пожал плечами.
— Итак… не стоит спать… в гардеробной.
Она оглянулась на цветы, которые заполнили весь кабинет.
— Такая затрата… только для того?
С веткой, зажатой между пальцами, он ласково провел по тыльной части ее руки.
— Только?
Мэдди густо покраснела.
— Я никогда не указываю тебе, где надо или не надо спать. Это не должно меня касаться.
— Теперь ты должна сказать мне… ты хочешь меня сейчас?..
— О, — взволнованно произнесла она, — прямо сейчас?
— Ты говори. Скажи… что хочешь меня.
Она растерянно посмотрела на цветы и тихо ответила:
— Я не знаю. |