Когда их задержали на площади трех вокзалов — они раздевали одного небедного гражданина! Сняв с него и кепку, и трусы, но какие трусы!.. От самого Ямамото!

Так вот, при задержании выяснилось, что они — живы, и подозреваемый в убийствах Горностаев — их не убивал, не вывозил в свертках в лес и не закапывал неподалеку от зверофермы.

Все было иначе, все было не так.

В тот день Саркис подслушал, зачем приезжал и что оставил в рыжей барсетке плешивый визитер в „женильном“ костюме.

Деньги…

И только за Наташей закрылась дверь — началось потрошение комнаты Горностаевых. Найдена была какая-то мелочь. Долларов пятьсот и… никакой рыжей барсетки.

Мазут и Саркис имели по феноменальному уму каждый. Они родились умными сразу же, и даже детский сад и ПТУ не смогли нарушить целостность их мироощущения — все деньги на свете принадлежат им! Чужих денег не бывает!

Было решено — комнату до прихода Горностаева прикрыть, дождаться Нину Ивановну и узнать у нее про судьбу денег, которые жена Горностаева увезла с собой… И с вежливым шиком отнять их, не причиняя никому телесного вреда, подчеркнул Мазут, Саркис промолчал.

Но все вышло с теми минусами, на которые горазда коварная жизнь.

Нина Ивановна в тот день вернулась домой не через час или два, а в начале одиннадцатого. И Мазут с Саркисом ее немножко проглядели в темноте. Только догадавшись взглянуть снизу на окна шестого этажа — увидели — ее окна уже горят бледным светом на фоне полной темноты, ринулись наверх. Дверь, естественно, оказалась заперта.

Они стали решать, как им объяснить свой поздний визит, что при этом сказать, когда снизу услышали голоса…

По лестнице кто-то поднимался…

Этим кто был всего лишь Октябрик, сын Нины Ивановны, он разговаривал сам с собой, доказывая правоту какому-то воображаемому врагу, размахивая руками, и еще мальчик при этом гудел и ругался, как пчелы в улье, — громко и без слов!..

Мазут и Саркис за выступом несущей стены начали тихо стонать от хохота, ожидая, когда мальчик откроет свою дверь, чтобы войти у него „на плечах“. Но Октябрик отчего-то подошел не к своей двери, а к соседской и, засунув туда голову, отклячил круглый зад очень упитанного мальчика.

— Как он ее открыл? — толкнул Саркиса Мазут, на что получил ответ:

— Наверно, она была не заперта.

— Теть Тань, дай чаю! — позвал Октябрик и, не получив ответа, — вошел туда…

Мазут и Саркис переглянулись… По лестнице снизу снова кто-то шел. У двери 54 квартиры они остановились, Мазут с Саркисом услышали обрывки разговора:

— Звони!..

Двое высоких незнакомых мужчин стояли у той же двери, в которую только что вошел олигофрен. Второй из них нажал на кнопку, звонок мелодично спел и дверь медленно отворилась.

Дальше их показания расходятся. Мазут утверждал, что уже видел этих двоих. Саркис, что видел их первый и последний раз.

Машину с красноуральскими номерами они не помнили оба, вероятно, те двое приехали на Архангельскую улицу впервые.

По их утверждению, Октябрик из 54 кв. не выходил, а дверь открыл муж Тани Дубининой и спросил:

— Вам кого?

— Нам нужно поговорить, — сказали те двое…

— В квартире — маленький ребенок, уже ночь, — не согласился Дубинин и не стал их впускать.

— Ладно, давай здесь, — сказал второй.

— О чем они говорили? — спросила Ольга Леонардовна.

Султанов и Ларюшкин переглянулись и промолчали.

— Мы не слышали, — наконец сказал Ларюшкин и показал прокуренные зубы. — Они говорили тихо.

— Ну, примерно, — попросила Ольга Леонардовна, глядя на Мазута (Максуда Султанова).