– Да, можно учесть…

Я спрашиваю, что это такое.

– Микроанализатор. Я этим увлекаюсь. Сам переконструировал. Работает на трех уровнях, а размер – минимум.

Потом он за конфеты взялся, все тоже перепробовал и этой штучкой колол. Но тут ему ничего не понравилось – не совпадает, говорит. Правда, конфеты все больше чепуховые – «Волейбол», «Старт», «Первоклассница». Он все интересовался, почему такие названия. Особенно он удивлялся насчет «Первоклассницы».

– Это называлось «людоеды», да? Девочку съесть. Тебе не страшно?

Вообще‑то, верно – конфеты лучше называть как‑нибудь съедобно: «Вишня» или «Кофе со сливками». И чтобы вправду был такой вкус. Нет, это я не сам придумал, это Лен сказал. А потом он дал мне свою конфету – у них это не конфеты, как‑то иначе называется. Такой маленький красный шарик, с горошину, прозрачный и светится. Я положил его в рот, он сразу растаял, и вдруг во рту запахло земляникой, а потом по всему телу такая свежесть, будто я опять в речке выкупался, и жара совсем не чувствуется.

С Леном я сидел, наверное, часа три. Я, конечно, видел, что он здорово нервничает, и чем дальше, тем больше. Но я все равно ничего не мог поделать, а говорить с ним было до того интересно! Я, вообще‑то, все время щипал себя. Говорю‑говорю, а потом придет мне в голову: не может этого быть, просто мне приснилось. Он обратил внимание, спросил, что это я делаю. Когда я объяснил, он прямо хохотал. Особенно ему смешно было, что мы сны видим. Лен вообще веселый такой, не то что Сандр…

Я до Сандра никак не дойду, потому что стараюсь по порядку, но все равно не получается, и лучше я сразу скажу. Он появился в том же самом углу, только я ракетку убрал, и он не расшибся. Такой же высоченный и загорелый, как Лен, но загар посветлее, а волосы голубые и серебром отливают, глаза синие‑синие и светятся, как у кота в темноте. Лен вскочил, кричит: «Сандр! Нашел!», а тот говорит довольно сердито: «Ровно! Серию мог сорвать. И погибнуть».

Сандр, должно быть, с самого начала знал, куда попал, и как‑то даже не очень интересовался, что у нас делается. Но потом оказалось, что он по специальности историк и куда больше знает о нашем времени, чем Лен. Он говорил, что будто бы они к ним зонды времени запускали, но я не вполне понял, что это такое.

…Ну да, он специально явился, чтоб Лена отсюда забрать. У него с собой какой‑то аппарат был вроде магнитофона, они его там же, в углу, поставили и долго с ним возились, налаживали… Потом Сандр сказал: «Теперь надо ждать». Они придвинули стулья к аппарату вплотную и сели. А мне велели сесть подальше, даже от стола отойти. Я сел в другом углу и гляжу на них.

Тут Сандр в первый раз за все время улыбнулся и спрашивает:

– Ты хозяин этого дома?

Лен на него с таким уважением поглядел, мне даже смешно стало. Я‑то сразу по одному этому вопросу понял, что Сандр, может, кое‑что и знает про нас, но здорово путает. Неужели же он не мог сообразить, что я по возрасту никак не могу быть хозяином дома? Ну я ему объяснил, что я не хозяин, а родственник хозяина.

– А кто хозяин?

– Муж моей сестры.

Сандр немного подумал и опять задает вопрос:

– А что он делает? Сдает комнаты за деньги?

Скорей всего, он думал, что лопал в капиталистическую страну. Хотя там тоже, по‑моему, совсем не обязательно, чтобы каждый хозяин дома сдавал комнаты: может, ему самому негде жить. Но я все это объяснять не стал, а только сказал:

– Нет, он драматург.

Сандр подумал и объяснил Лену:

– Он пишет пьесы. Готовые тексты для исполнения. У них это называется театр. Он… хорошо зарабатывает?

Эти вот слова – хозяин, сдает комнаты, театр, хорошо зарабатывает – Сандр выговаривал очень старательно: видно, что слова для него чужие, а он их старается правильно произнести.