Возможно, муха уловила Инкино понимание. Она стартовала с маятника, полетала над мальчишкой, села ему на левую коленку. Прочная кожа колена не ощутила мушиных лапок. Но муха тихонько пошла по ноге, как с горки, к Инкиному животу, и тогда он почувствовал чуть заметное щекотанье.

Инки усмехнулся. Он был живой, и муха — живая. И ничуть не вредная. И этот контакт двух живых существ, которые не хотели друг дружке ничего плохого, показался Инки вполне понятным. Как это говорят? А! «За-ко-но-мерным»…

«Привет, — сказал он мухе. — Я Инки. А ты?»

Она замерла — наверно, обдумывала вопрос. Потом опять улетела и села на маятник. И ходики (которым эта гостья, видимо, была по душе) произнесли особенно четко: «Дагги-тиц». Словно подарили мухе имя.

«Вот и хорошо. Значит, будешь Дагги-Тиц», — согласился Инки.

Муха была, кажется, довольна. И своим именем, и маятником, на котором катайся сколько хочешь. И она качалась, качалась на нем. А у Инки стали слипаться глаза.

И он увидел Строительный Вал.

Как в его голове застряла память об этой улице, Инки не мог понять. То ли он побывал на ней в прошлом году, солнечным сентябрьским днем, когда бродил по окраине за опустелым Стекольным заводом, то ли она просто приснилась. Возможно, что приснилась. Потому что потом Инки не мог ни разу вернуться на нее, не находил. А расспрашивать он не хотел. Заранее представлял удивленные лица, на которых читалось: «Шизнутый какой-то пацан»… Ладно, пусть пока остается ненайденной. В этом даже есть свой интерес. Совсем не плохо, когда можно что-то искать…

Была улица по правде или привиделась, но Инки помнил ее со всякими подробностями. Она представляла собой широкий насыпной вал, он тянулся через низину с высохшим тростником и ольховой порослью. Наверно, когда-то здесь завалили землей сваленный узкой полосою строительный мусор. А сверху проложили дорогу из бракованных бетонных плит. Между плитами торчали дырявые лопухи и ломкий белоцвет с распушившимися головками. Казалось бы, скучная картина. Но нет же!

Дело в том, что с двух сторон от вала стояли домики. Стояли ниже насыпи, но вплотную к ней — так, что их задние стены касались откоса, а иногда и врастали в него. С бетонной дороги видны были только крыши, карнизы под кровельными скатами и узорчатые верхушки водосточных труб. Но кое-где над крышами торчали как бы дополнительные домики — этакие надстройки-будочки с хитрыми оконцами, балкончиками и флюгерами…

Инки чуял, что здесь живут добрые люди. Плохие не стали бы украшать дома такими веселыми придумками. Для украшений жители брали все, что оказывалось под руками. Из ребристых арматурных прутьев гнули узоры и фигурки забавных зверей — усатых кошек, тонких оленей, круторогих горных баранов. А еще — растопыривших перья павлинов, крылатых драконов, лебедей с изогнутыми шеями. Из кусков кровельной жести мастерили флажки, кораблики и звезды-снежинки… Все это железное разнообразие переплеталось над гребнями крыш, над вышками и печными трубами, соединяло дома изогнутыми перильцами, подымало на шестах металлических зверят и птах выше телеантенн…

Под кромкой одной из крыш Инки и прочитал белую табличку: «Ул. Строительный Вал».

Здесь, на Строительном Валу, было хорошо, хотя и пусто. Из живых существ Инки увидел только черного котенка на печной трубе. Сперва он подумал, что котенок — тоже украшение, но тот почесал за ухом и глянул зелеными глазками: не бойся, гуляй здесь…

Инки сам не понимал, почему тогда не пошел вдаль по бетонной дороге.