– Увы, увы, тот великий город, в котором все, кто владел кораблями на море, богатели, благодаря выгодной торговле с ним! Он был разрушен в одночасье!

Форсквилис вздрогнула.

– Это мог быть просто кошмар.

– Вы не знаете, из какой книги эти слова. – Словно сильно зажатый в битве человек, отступивший на шаг, Корентин перескочил на латынь, не на правильный язык проповеди, а на просторечье его моряцкой молодости: – Что ж, что бы вы ни думали о Женщине, едущей на Чудовище, если вы когда‑нибудь о ней слышали, знаки бури вокруг Дахут достаточно черны. Если не дьявол вошел в Будика, то это сделала она. И я не имею в виду, что его унесло лишь страстное желание, потому что почти до самого конца слишком хорошо его знал. Наверное, она уже подстрекала Карсу и того молодого скотта. Вот, я высказал это прямо, и заметил, что вы меня не прервали.

Хоть она его и понимала, Форсквилис по‑прежнему говорила по‑исански, как будто его более мягкое звучание лучше переносило горе.

– Боюсь, что вы правы.

– Что явилось вам, и в каком виде?

– Вам известно о моей ночи в склепе, – тихо сказала она. – Это был хаос, за исключением того, что все время звенели железные приказы, что я больше не должна пользоваться своим искусством в этой сети горя, что если я буду им пользоваться, то погибну не только я, весь Ис превратится в руины.

Некоторое время Корентин молча созерцал ее.

– Вы повиновались? Она поджала губы.

– Почти.

– О чем вы можете мне рассказать?

– Не о волшебных вещах, – вздохнула она. – Намеки, следы… Вчера вечером мы втроем – Бодилис, ее дочь Тамбилис и я – ужинали вместе с Дахут. Пришла она с неохотой, думаю, потому, что не нашла отговорку для отказа. От вина она слегка расслабилась.

Говорила она только о незначительных вещах, тем временем мысли ее витали в другом месте. – Форсквилис поколебалась. – Мысли о мужчине. Неописуемые мысли, я это знаю. Она словно дымом огня заполнила всю комнату своей похотью. Корентин поморщился.

– Верю. Среди нас на свободе демон. – Он рывком отвернулся от нее. – Я и сам ощущаю его власть. Простите меня, королева. Вы слишком миловидны. Мне лучше вас избегать.

– Думаете, я не испытываю сильных желаний? – воскликнула она. Некоторое время они молчали, сдерживая дыхание. Оба трепетали.

– Ничто не в моих силах, – наконец, вымолвил он. – Грациллоний увел римских солдат, половину моей паствы, сильную половину. Не осталось никого, кроме нескольких женщин, детей и престарелых. Я тоже немолод, к тому же один. Я бы молился, если б вы нашли способ как‑то справиться с… с вашими богами, прежде чем истинный Бог всецело не предает Ис их власти.

У нее комок подступил к горлу.

– Я знаю, что должно произойти. Это мне предельно ясно. Король должен умереть. Тогда они успокоятся, и Дахут станет новой Бреннилис.

– Королева убийцы ее отца, – смутился Корентин. – Как и вы.

– Как и я. Его руки у меня на груди, его вес на моем животе, его толчок в мою поясницу. – Форсквилис откинула голову и рассмеялась. – Самое то. Наказание за мое упрямство. Однажды боги сказали мне свое слово, глухой зимой под затмение луны. И я отказалась.

– Что они сказали? – потребовал Корентин.