«Оспрей» на веслах шел вперед, неуклюже двигаясь, вздрагивая, постанывая в тимберсах. Часто пласт воды обрушивался на нос, ослепляя нарисованные там глаза. Они заново подымались, выливая потоки слез, и смотрели прямо на полоску суши, которая была Сеном. За кормой мрачная и неясная колыхалась стихия; башни Иса исчезли в облаках и брызгах морской воды.

Бодилис съежилась на скамейке, установленной под мачтой, в том незначительном укрытии, которое только было возможно.

– Нет, – сказала она, – Совет не пришел ни к какому решению, хоть и встречался целых четыре дня, дольше, чем я помню на своей жизни. Как так могло произойти, что мы настолько отделились друг от друга? В конце концов все, что мы могли сделать, это поклясться, что скорее умрем, чем уступим свою свободу Риму. – Ветер оборвал ее слова.

– А между тем на пути встал этот шторм, – проворчал рядом с ней Маэлох. Он с почтительной заботой набросил им обоим на плечи одеяло. Они сидели рядом, деля тепло. – Для чего вы уезжаете? Когда переезд слишком опасен для устойчивости корабля, боги наверняка не требуют от вас этого. Может, та волосатая звезда и была их предупреждением.

– Так говорили мои сестры. Но я считаю, что это последняя надежда. – Бодилис вздохнула. – У меня было ощущение, верное или неверное, там, в палате Совета, когда мы произносили клятву – мне почудилось, что они не обращают на нас внимания. Словно они от нас отреклись.

Маэлох напрягся.

– Простите, – сказала Бодилис, поймав его взгляд и улыбнувшись ему. – Я дурно сказала. – Она помолчала. – Но правдиво. Ну, может, если одна из галликен, как встарь, отправится им служить, они к ней прислушаются.

Шкипер отбросил страхи.

– У них будет достаточно времени, – угрюмо сказал он. – Погода задержит вас на несколько дней, разве что я не заложил собственную память. К завтрашнему дню я сам не рискну вас забрать. Сколько? Кто знает? Может, неделю. Сейчас Лер варит свое ужасное варево в сердце океана.

Ее спокойствие было непоколебимо.

– Я могу потерпеть. Вы видели, я несла достаточно припасов. – Она улыбнулась. – И письменные принадлежности, и лучшие любимые книги.

На бушприте вскрикнул дозорный. Маэлох извинился, оставил ей покрывало, пошел вперед, чтоб присмотреться. Вода взбалтывалась и ревела.

– Да, скала Касатки, – сказал он. – Конечно же, мы отклонились к югу от курса. – Он поспешил на корму и взял у Усуна рулевое весло.

Время шло. Гребя в бурных водах, достигнув Сена, люди были измождены, скользнули внутрь, преодолевая последние предательские волны, и поспешили в док. Однако они разгрузили багаж королевы Бодилис.

– Хотел бы я отнести это в дом, госпожа, – сказал Маэлох.

– Вы очень милы, – ответила она. – Но это позволено только мне. – Не упоминая той ночи, когда Грациллоний отправился на берег в поисках Дахилис, и вырезал Дахут из мертвой матери.

– Ну что ж, будьте осторожны, – неловко пробормотал он. Взгляд его обратился к маленькому, квадратному строению из камня сухой кладки, и на его башенку. – Оставайтесь внутри, если ветер еще больше усилится. Помните, про шторм известно, что его волны обходят стороной этот остров.

Ее охватило беспокойство.

– Это вы и ваши друзья подвергнитесь опасности. Вы ведь в самом деле не сразу отправитесь домой, а переждете, пока отплытие в Ибернию станет безопасным? – Она была одна из немногих, кого Виндилис посвятила в свой план.