Но и тут его вежливость оказалась излишней. Позвонивший в кабинет дежурный сообщил, что за Теребилиным и Сороченко прибыли на машине их супруги, которые и ожидают их у входа в отдел. И Затырин почувствовал окончательное облегчение, когда бизнесмены, выходя из его кабинета — провожать их до выхода подполковник счел для себя необязательным, и так уже всю ночь, можно сказать, на службе провел, — все ж таки вяло пожали ему руку. Вяло — это понятно, им тоже досталось сегодня.
Ушли. Подполковник посмотрел на часы — шел четвертый час. Скажи пожалуйста! А он-то думал, что скоро уже утро... Оказывается, сегодня можно еще и вздремнуть. Но перед уходом домой он добыл из сейфа початую бутылку, выплеснул из одного стакана чай в пустую пластмассовую урну для бумажек и налил его водкой почти до краев. А выпив, сел и, прихлебывая остывший чай из другого, опустил подбородок на сжатые кулаки. Это ж надо так пролететь! Во, блин, афронт! Хорошо хоть, мужики оказались вроде незлопамятными. Впрочем, судить об этом было еще рано. Но вот уж Савелию Тарасовичу, который и затеял, собственно, эту кашу, он завтра все выскажет. Снова ему в мэры, видите ли, захотелось! Ишь ты! А может, еще и в губернаторы? Так ты давай приказывай, еще кого-нибудь не того отлупим по твоей милости, а потом станем на коленях прощение вымаливать!.. Нет, в следующий раз сам занимайся личными проблемами...
4
Он спал на удивление крепко и был раздосадован, когда раздраженная жена стала толкать его в плечо, подсовывая под нос телефонную трубку.
Хорошо врезал вчера. Допил все, что оставалось в сейфе, добавил еще дома, и без всякой закуски, а теперь во рту ощущал то самое, про что рассказывают в анекдоте — будто там эскадрон гусар переночевал, причем вместе с конями. Голова потрескивала, но это понятно — она опохмела требует. Ладно, сообразим... Но кто это, к черту, так рано?
Действительно, показалось, что было рановато для звонков, поскольку ночь за окном только отступала, небо было серым.
— Кто это? — прохрипел он в трубку.
— Ты заболел, что ли? — насмешливо спросил знакомый голос с легким, мягким акцентом. Кто ж это? А, вспомнил, прокурор же, Керимов. Чего ему в такую рань?
— Не заболел, но чувствую себя хреново, всю ночь на службе... Какие у тебя проблемы, Иннокентий Мурадович?
— Да разве это у меня проблемы, дорогой? — с легким смешком ответил Керимов. — Это они у тебя, я так чувствую, назревают, да.
— Ничего не понимаю, объясни толком!
— Ну зачем же я буду не своим делом заниматься, дорогой? Пусть тебе объясняет тот, кому это положено. Через час у Савелия будет совещание, мне только что позвонили... Ты как, нормально?
— Да нормально! — словно от боли, сморщился Затырин. — А в чем дело?
— Могу только в двух словах, дорогой, как я это понимаю... Ты зачем тех мужиков отпустил, которых вечером задержали?
— А что, уже все в курсе?
— Конечно, дорогой. Савелий звонит мне: какие меры предпринял? Я говорю: сейчас выясню и перезвоню. Соединяюсь с дежурным, а он мне рассказывает, как ты вчера еще их выпустил. Ты чего, Павел, ненормальный? Они ж ведь наверняка уже в области, а там и медицина тебе, и газеты, которым только дай повод. В общем, Савелий в ярости, имей это в виду и найди оправдания. Больше я тебе ничего не могу добавить.
— А у меня, Кеша, между прочим, нет нужды искать оправдания. Наоборот, я сам могу Савелию кое-что высказать. Это было его указание, между прочим, если тебе неизвестно!
— Мне-то как раз известно. |