—  Так точно, депутат областного парламента.

—   А чего молчал? Идиот! Так, все! Слушай мою коман­ду! Этих не трогать. Идите отсюда, женщины, по-хоро­шему. А задержанных — в камеру. До утра, а там разбе­ремся.

Выходя из дежурки, Лиза бросила отчаянный взгляд на мужа и увидела его глаза, он намекал ей на что-то важ­ное, и она сначала не догадалась, но, выйдя, ойкнула, схватила подругу и кинулась с ней к машине:

—   Я поняла, что он хотел сказать!..

А милиционеры подхватили валяющихся на полу Сороченко и Теребилина за наручники, до боли загнув им руки, и волоком потащили в глубь коридора, где был оборудован «обезьянник» для нарушителей, который се­годня как раз пустовал.

Бросив их на бетонный пол, наручников с задержан­ных не сняли, но швырнули им одежду, из которой, есте­ственно, вынули все, что в ней было. В том числе и биле­ты на Москву, которые вызвали особое веселье среди ментов — как же, прокатились в столицу, голубчики!

Пускай прежде отдохнут перед дорогой!..

3

Нет, никак не ожидал подобного афронта для себя Павел Петрович Затырин.

Слово это ему нравилось своей изысканной стариной. Он вычитал его однажды в словаре, принял для собствен­ного сведения как посрамление противника и, случалось, употреблял — чаще всего к месту, чем вызывал опреде­ленное уважение у подчиненных.

Итак, он уже ложился спать, возвратившись к себе домой и приняв с устатку стакан охлажденной домаш­ней зеленоватой водки, настоянной на смородиновых почках — и вкусно, и лекарственно. А в общем, в самый раз перед утренним допросом обнаглевших бизнесменов. Да, они еще поползают перед ним, еще попросят про­стить за все прошлые и будущие свои грехи! А вот от него — и только от него одного! — будет зависеть окон­чательное решение их судьбы. Что бы там ни писали сви­детели — грош цена всем этим писаниям, потому что они, во-первых, лица заинтересованные, а во-вторых, все до единого были пьяные. А значит, их показаниям не толь­ко нельзя верить, но можно даже припугнуть, что их са­мих охотно привлекут за попытку ввести органы право­порядка в заблуждение.

Зато на мордах этих кретинов из дежурного наряда — других слов просто не мог подобрать подполковник — с лихвой написана вся информация о вечерних событиях. Даже если хорошо постараться, трудно до такой степени разбить себе лица, и никакие объяснения, что, мол, че­ловек сам упал, не помогут — кто им поверит? А следо­вательно, и доказательств нападения на милиционеров искать не надо. Даже сплюнул от отвращения Затырин, вспомнив залепленные пластырем физиономии своих послушных сотрудников — сержанта и рядового. Зато факт нападения на них налицо!

Подполковник усмехнулся, подумав: «Какой афронт, однако, для облеченного властью лица!» Ну да, именно лица, хотя сержант, например, больше жаловался на то, что ему отбили его мужское достоинство. Ну уж с этим он пусть сам разбирается.

Уезжая, Затырин сказал дежурному, что не будет воз­ражать, если пострадавшие милиционеры зайдут потом в «обезьянник» и объяснят своим обидчикам, как те были не правы. Тяжких увечий наносить, разумеется, не сле­дует, зато в следующий раз тот же сержант станет вести себя осмотрительней — не лезь на рожон, когда не зна­ешь, чем тебе могут ответить! Все на пользу делу.

Короче говоря, вечерок удался, задание Савелия

выполнено. И вполне можно еще немного поднять на­строение очередным стаканчиком смородиновой. Но от этой приятной мысли подполковника неожиданно ото- „ рвал слишком уж поздний, надо заметить, и какой-то требовательный телефонный звонок.

Затырину не привыкать к ночным звонкам, но этот чем-то сразу не понравился.