– Стряслось? – подчеркнуто удивился Лисил. – Да нет, мы просто купили здесь, в городе, таверну. Она недалеко от порта. Нам просто нужно показать констеблю свои бумаги, ну и, само собой, увидеть нашу собственность.

– Таверну… недалеко от порта? А, так вы купили заведение старины Данкшена! Что ж вы сразу‑то не сказали?! Джеффри! – крикнул пекарь румяному мальчугану, который колол дрова. – Беги‑ка немедля и отыщи констебля. Он сейчас, должно быть, обедает с Мартой. Скажи ему, что тут у меня люди, которые купили таверну Данкшена.

Он снова повернулся к Лисилу.

– Идемте, идемте со мной! – махнул он пухлой рукой. – Звать меня Карлин, и у меня там, за углом, столики, посидите да спокойно съедите свои пирожные. А констебль скоро придет.

Восхищаясь и в то же время досадуя на то, как ловко Лисил управился с пекарем, Магьер молча пошла за толстяком. Сама она скорее отыскала бы и оглядела таверну, а уж потом занялась формальностями. Ну да и так все идет гладко. К тому же она при виде свежей выпечки поняла, что зверски голодна, поэтому вдвойне приятно, что не придется утолять голод, сидя на голой земле. Минуты не прошло, а Магьер уже сидела за столиком рядом с Лисилом, отрывая свежий ломоть ржаного хлеба, макала его в чашку с медом, которую принес им пекарь, и ждала, когда представитель местной власти придет к ней сам. Так‑то легче – по крайней мере они ушли с главной улицы и на них не глазеют сотни любопытных.

– Не думаю, что в этот город часто приходят путешественники, – вслух отметила она.

Лисил кивнул:

– Да, напрасно ты не припрятала саблю.

Магьер одарила его убийственным взглядом, но смолчала. Сам‑то Лисил наверняка вооружен до зубов, но его ножички можно без труда спрятать в одежде.

Хотя Магьер изрядно нервничала, ей, пожалуй, пришлась по нраву деловитая суета, царившая в городке. У здешних жителей, судя по всему, находились более интересные занятия, чем дрожать от суеверного страха. Они занимались своими делами, заботились о своих семьях, ценили своих друзей и не косились подозрительно на окружающих, каждую минуту ожидая появления нежити во плоти, порожденной глупыми суевериями. Может быть, Магьер и не узнает этих людей ближе, но они будут посетителями ее таверны, а потому она твердо решила, что ни за что не станет презирать их.

Решимость эта изрядно поколебалась, когда вернулся Джеффри, юный сын пекаря. За ним шагал пузатый тип, державшийся так заносчиво, словно все горожане были его личными слугами. При виде его Магьер передернуло от неприязни, и она положила на стол кусок хлеба, который собиралась обмакнуть в мед. Ей и раньше доводилось видеть таких людей.

Камзол из лилового бархата он подпоясал ярко‑зеленым кушаком, а на голову нахлобучил лиловую же шляпу с белым пером. Хотя весь этот наряд стоил больше, чем Магьер могла заработать в трех деревнях, кушак не столько украшал своего владельца, сколько подчеркивал его необъятное брюхо. Этот человек смахивал на гигантскую перезревшую виноградину. Лицо его было исполнено натужной суровости, свойственной тем, кто чересчур серьезно относится к своей должности, но отнюдь не к налагаемым этой должностью обязанностям. Это, судя по всему, и был констебль Эллинвуд.

Пекарь Карлин почтительно проводил констебля к их столику, и неприязнь, которую испытывала Магьер, лишь усилилась. На жирной, с обвисшими щеками, физиономии констебля поблескивали припухшие поросячьи глазки. Судя по его внешности, он считал своим неоспоримым правом кружками хлестать дармовое пиво и при каждом удобном случае обдирать горожан до нитки. Магьер сомневалась, что дорогую бархатную тунику он купил на свое жалованье – она‑то хорошо знала, сколько платят на такой должности.

В глубине души она понимала, что не вправе так презирать этого пузатого мздоимца.