— Что?

— Помнишь ночь моего исчезновения?

— Конечно!

— Той ночью еще кое-кто исчез.

Рут моргнул. — Да, это…

— Я вот вернулся…

— Ты…

Раллик выпил эля. И еще.

Крут выпятился на него, выругался. — Она тоже?!

— Да.

Крут мигом выхлебал кубок и налил еще. Откинулся на спинку стула. — О боги. Бедняга Крафар. Ты работаешь с ней против него, Раллик?

— Нет.

— Не то чтобы ей нужна была помощь…

— Я не знаю, где она может быть, Крут. Не знаю, что планирует. Если планирует. Не знаю и не могу догадаться. Как и ты.

— Что же делать, Раллик?

— Ничего не меняй, веди обычную жизнь.

Крут фыркнул: — Какая обычная жизнь? Медленное помирание с голоду?

— У меня есть деньги. Хватит на обоих. Спрятаны там и сям. — Раллик встал. — Полагаю, нынче на крышах тихо.

— Только воры снуют там, словно мыши в отсутствие совы. Я же сказал — Гильдия стоит на коленях.

— Ладно. Вернусь перед рассветом. А пока, Крут, ничего не делай.

— Это я умею.

Раллик поморщился, но промолчал. Отвернулся, начал открывать задвижку окна.

На взгляд Крута, ему ничего и не надо было говорить. Да, Крут хорошо умеет ничего не делать. Но Раллик Ном этого не умеет. Совсем не умеет. Ох, весело будет. Да уж!

Бормотание преследовало его вдоль по улице — гортанные звуки из десятков клыкастых пастей. Языки высовывались, черные губы вздергивались. В полутьме сверкали белки глаз. Оглядываясь через плечо, Искарал Паст, Маг и Верховный Жрец Теней, бог бхок’аралов, строил рожи поклонникам. Шептал проклятия. Показывал язык. Оскаливал зубы и выпучивал глаза.

Но разве этим их напугаешь? Конечно, нет! Совсем наоборот, если можете верить в подобное безумие. Они подкрадывались все ближе, сживая в лапах добычу, награбленную у зевак на рынке; их личики искажало страдание. Запор или что-то еще хуже. Есть от чего придти в ярость!

— Не обращать внимания. Не обращать. У меня есть задачи, миссии. Дела великой важности. Много работы.

И он поспешил, пиная мусор и прислушиваясь к тварям, которые за его спиной пинали тот же мусор. Он замирал в начале каждой улицы, бросал быстрые взгляды по сторонам и мчался к следующему перекрестку. Бхок’аралы сзади скучивались на перекрестках, смотрели туда, смотрели сюда, пускались следом.

Вскоре он замер; на фоне умирающего эха шагов раздалось громкое клацание бесчисленных когтистых лап по мостовой. Искарал Паст схватился руками за остатки волос и вихрем развернулся. Бхок’аралы скорчились и приложили кулачки к вискам крошечных голов.

— Оставьте меня! — зашипел он.

Они зашипели в ответ.

Он плюнул.

И был окачен потоками вонючей слюны.

Он ударил себя по голове.

Твари молотили себя по головам кулачками, фруктами и прочей зажатой в кулачках добычей.

Сузив глаза (сузив глаза!) Искарал Паст медленно встал на одну ногу. Поглядел, как бхок’аралы колышутся каждый на одной лапе.

— Боги подлые! — прошептал он. — Они стали совсем дурными.

Снова повернувшись кругом, он уставился на приземистый восьмиугольный храм, что стоял в пятидесяти шагах вправо по улице. Стены — хаотическое собрание ниш и кривых углов, изобильных вместилищ для теней. Паст вздохнул: — Мое новое жилище. Скромная хижина, но для моих нужд сойдет. Конечно, я планирую расстаться с ним, когда придет время. О, вам нравятся золотые блюда на шелковых салфетках? Вот мне они безразличны, заметьте. Но буду рад. Пауки? Нет, никаких тут пауков, хо, хо.