Но я не хочу больше оставаться одна. И не хочу, чтобы ты тоже был одинок.
— Благородно? — Он добродушно усмехнулся. — Не тот я человек, любимая. Я же говорил тебе об этом. А то, что я делаю сейчас, только подтверждает это.
Ее лицо сияло.
— Это доказывает только, что ты меня любишь.
«Любишь». Любил ли он ее? Как он мог ее не любить?
— Поехали, — сказал он хрипло, чувствуя, что совершает ошибку. — Давай быстрее выбираться отсюда.
— Дай мне собрать кое-какие вещи.
— Поспеши. Я подожду снаружи, пока ты переодеваешься.
Джесси заторопилась. Меньше чем за десять минут она надела синее мешковатое платье, пихнула кое-какие небогатые вещички в его седельные сумки и сунула под мышку его подушку, которую когда-то стащила в гостинице. Оглядевшись в последний раз, она аккуратно прикрыла за собой дверь. «Символично, — подумала она, — прикрыть поплотнее дверь в свою прежнюю жизнь».
Когда она вышла в холл, Крид недовольно посмотрел на нее:
— Если это последняя ошибка, которую я делаю в своей жизни, то первым праведным делом будет то, что я сожгу твое дурацкое платье, — пробормотал он вполголоса, взяв у нее из рук седельные сумки.
Джесси кивнула, чувствуя, как бешено стучит сердце: «Я уезжаю с Кридом!» Ей было не важно, куда они направятся, главное — они будут вместе.
Она прошла за ним к выходу.
Лошадь Крида встретила их легким и радостным ржанием. Неожиданный для него самого прилив заботливости и желания защитить Джесси охватил Крида, и он покачал головой, сетуя на себя, что не смог заранее достать для Джесси еще одну лошадь, не говоря уже о теплом пальто или накидке и, конечно, шляпе, чтобы закрыть ее лицо от солнца.
Он взял поводья, но не торопился вскочить в седло, а стоял в задумчивости. — Что-нибудь не так? — спросила Джесси. Крид опять обругал себя. За всю свою сознательную жизнь ему никогда не приходилось заботиться о ком бы то ни было, кроме себя. А что, если он не справится? И вновь сомнения охватили его. Она еще не знает, в какую жизнь позволяет себя втянуть. Если бы даже он не был намного старше ее, если бы его не разыскивали власти, он все равно оставался полукровкой, и ничто в целом мире не могло изменить это. Люди станут унижать ее, сторониться, избегать ее обращаться с нею хуже, чем с любой белой шлюхой, увидев, что она — с ним.
И в очередной раз Крид с грустью подумал о том, что брать ее с собой он не имеет права. Он и свою-то жизнь уже превратил в сплошную неприятность. И не имеет права портить теперь и ее, только начинающуюся жизнь.
— Джесси, я…
— Что-нибудь не так?
Крид застонал. Все было не так.
— Ты что-то забыл? — Улыбка сползла с ее лица, когда она разглядела мрачное, выражение его глаз. — Ты передумал, да?
Ее голос не выражал никаких чувств. Но один только взгляд мог разорвать его сердце на части.
— Джесси, послушай…
— Все правильно. Тебе не надо мне что-либо объяснять.
Она гордо расправила плечи, как солдат перед расстрелом.
— Возьми. — Ее голос дрожал, когда она подавала ему подушку, ту самую, что взяла в гостинице. — Она тебе еще может пригодиться.
«Черт возьми, не могу же я ее оставить! Отец ее бросил. Мать умерла. Роза выгребла все до последнего цента и сбежала без оглядки. Неужели я поступлю так же? Правильно или нет — но я не брошу ее здесь одну!».
— Держи ее крепче, любимая, — произнес он с раскаянием в голосе. — Она может понадобиться и тебе до рассвета.
Джесси посмотрела на него, и в ее глазах затеплился проблеск надежды. |