— Тогда у него не было бы этой силы… этого дара, глупая. Неужели ты так и не поняла всего механизма?

— У него был бы другой дар, — Вита пожала плечами. — Странно, что вы — хозяин целого города, не смогли толком разобраться в собственных людях. И вы не учли, что опасно обращаться с людьми, как с ножами. Потому что нож может соскочить и здорово вас порезать.

— А ты, похоже, не учитываешь того, что без меня Юра бы просто сдох! Давным-давно сдох в постели в каком-нибудь приюте для инвалидов среди собственных заплесневевших фекалий, потому что никто не стал бы убирать за таким уродом! А так он хоть пожил как человек.

— Ну, если он пожил как человек, — произнесла Вита с усмешкой, — почему же он ни разу не смог посмотреть мне в глаза?

На лице Баскакова появилась ответная усмешка, потом он взглянул на часы и посерьезнел.

— В любом случае его время закончилось. Сегодня закончится и твое, и Схимника, и Новикова. Сегодня оно закончится и для Чистовой.

Пальцы Виты судорожно сжались, и она закусила губу.

— Сейчас мы уедем отсюда вместе, и ты расскажешь мне, где Чистова. Ты расскажешь мне все.

— Разве вы не поняли? — Вита хмуро смотрела на свои сжатые пальцы. — Чистовой больше нет. То, что случилось в ресторане, говорит, что она исчезла. То, что приходило за вами, — это не Чистова. И я не знаю, кто это. Да, разумеется, я расскажу вам все. Я знаю, как вы собираетесь меня заставить быть разговорчивой. И если скажу, что не боюсь этого, то совру. Ну, а теперь, Виктор Валентинович, не пошли бы вы?!..

— А ты славная, — вдруг сказал Баскаков, пристально глядя на нее. — Я начинаю понимать Схимника. Жаль, что не ты моя дочь. Я бы от такой не отказался. Мы могли бы принести друг другу очень много пользы.

— У вас вообще никогда не должно было быть детей, Виктор Валентинович. А лучше бы и вас самого не было никогда.

— А у меня их и нет… больше, — он встал и зашел ей за спину, глядя на ее склоненный затылок. — Юра мертв. А Соня, моя дочь, умерла двадцать минут назад в реанимации. Сердце не выдержало. Так что зря Схимник старался.

Его ладонь взлетела и ребром с силой обрушилась на тонкую шею. Вита повалилась лицом вперед без единого звука — так резко и просто, словно разом оборвались некие нити, поддерживавшие ее тело в вертикальном положении. Потирая ладонь, Баскаков перешагнул через ее откинутую руку, последний раз взглянул на покрывало, под которым с трудом угадывались очертания человеческого тела, прошел к двери и открыл ее. Кивнул на Виту.

— В «джип» ее. Едем на дачу. Здесь ничего не трогать, медсестер не выпускать, пока не разрешу!

Шевцов кивнул, прошел в комнату и поднял Виту на руки. Ее голова с приоткрытым ртом свесилась вниз. Шевцов посмотрел на нее с легким недоумением, словно не мог понять, что это такое, потом слегка встряхнул тело, и голова закинулась ему на плечо.

— Совсем легкая, — зачем-то сказал он и вынес Виту из комнаты. Черчилль бесшумным черным призраком выскользнул следом, раздраженно дергая пушистым хвостом. Последним, слегка пошатываясь, вышел Баскаков, и с его уходом в комнату хлынула тьма, оттененная тяжелым звуком захлопнувшейся двери «кабинета».

Уже сидя в одной из машин, стремительно мчавшихся на восток, и пристально глядя на Виту, заброшенную на диван в углу салона, он пожалел, что ударил ее так сильно.