— Еще месяц или два тренировок — заметь, серьезных тренировок, где нельзя отступать, когда становится тяжело, — должны сделать свое дело.
С сияющим лицом Эоган повернулся к отцу, в его светло-зеленых глазах светилась надежда:
— В самом деле?
— Ничуть в этом не сомневаюсь. — Артаган постарался насколько возможно изобразить обнадеживающую улыбку. Не найдя в себе сил продолжать притворяться, он перевел внимание на окружавшую их толпу заключенных — Спускайся вниз и жди меня в мастерской. Сегодня будешь охотиться на крыс.
— Так точно, сэр, — улыбнулся Эоган. — Встречаемся на месте.
Он повернулся и пошел прочь, продираясь сквозь толпу.
Артаган смотрел ему вслед, улыбка исчезала с его лица.
«Ничуть в этом не сомневаюсь», — сказал он.
Однако он сомневался.
Причем сомневался во всем.
* * *
Отца и сына этапировали сюда почти год назад — арестовали вместе с кучкой налетчиков и фальшивомонетчиков и бесцеремонно сунули в котел «Улья-7», состоящий из психопатов, бандитов и убийц. Однако, что бы там ни воображал себе мальчишка, это не было случайностью.
Таковы были условия сделки, которую Артаган Труакс заключил с тем, кто управляет в Галактике темными делами.
С момента прибытия он участвовал в поединках в общей сложности пять раз. Первые три он с блеском выиграл, быстро и сноровисто расправившись со своими противниками. По-прежнему сильный и ловкий, с рефлексами, отточенными более чем тридцатью годами боев, он быстро отправил своих оппонентов в мир иной; ему даже понравилось на краткий миг стать звездой среди местных.
Четвертый поединок — против калиша с острыми, словно скальпели, клыками — развернулся иначе. Эти самые клыки вонзились ему в грудь и проткнули легкое. Артаган сумел сломать один и использовать против бывшего владельца. К счастью, ему удалось нанести противнику смертельный удар. Он снова одержал победу — хотя на этот раз и не без потерь.
А вот пятый поединок…
Пятый поединок чуть не убил его.
Его выставили против клатуинца, и он сразу же понял, что дело плохо. Минуты через две после начала боя это существо так врезало Артагану в висок, что он чуть не потерял сознание. Подобной боли он не испытывал никогда, и на ее фоне манящее обещание забытья оказалось настолько соблазнительным, что Артаган уже собирался нырнуть в него, хотя бы на краткий миг, для передышки. Лишь мысль о том, что Эоган останется один, беззащитный, в стае хищников, удержала его на краю сознания. Собравшись с силами, он сумел в последний момент провести обманный прием, выхватить из рук противника клатуинскую боевую секиру и вонзить ее лезвие тому в череп.
Больше поединков не было.
Однако до конца он так и не оправился. Клатуинский удар послужил причиной закрытой черепно-мозговой травмы — сотрясения мозга, и с тех пор Артаган страдал от постоянных головных болей, тошноты и повышенной потливости. Зрение, одна из самых сильных его сторон, настолько четкое и ясное, что позволяло различить западню, отраженную в зрачке противника, ухудшилось, стало туманиться по краям. Иногда он просыпался от ослепительного сияния опалесцирующего света — эту ауру он научился связывать с приступами мучительной боли. Руки стали постоянно слегка дрожать, а однажды, два месяца назад, у него случился припадок — к счастью, уже после того, как Эоган уснул. Когда мальчик перевернулся на другой бок и сквозь сон позвал отца, Артаган заверил сына, что тому все приснилось. После этого он украл из столовой ложку и, ложась спать, брал ее в зубы, чтобы в случае чего не откусить себе язык.
Теперь, находясь среди других заключенных, он держал руки в карманах робы, чтобы не было заметно, как они дрожат. Он скрывал это и от сына, хотя не имел понятия, насколько успешно. |