И нам обеим понятно, что это мой первый и последний свободный поиск. Если мне и взбредет еще на ум когда-нибудь блажь продолжить обучение управлению космическими аппаратами, то у меня будут другой инструктор и плохие рекомендации.

Хотя формально я ничего не нарушила. Выбор маршрута — моя прерогатива. Но есть еще тонкие материи вроде благоразумия и доверительных отношений между учителем и учеником…

— Что такое Нахаротху? — холодно спрашивает Джильда.

— Двойная звезда. Оранжевый карлик с желтым спутником…

— Это я вижу. Почему мы туда летим? Девяносто четыре парсека… почти сутки. Что ты там оставила, девочка Тони?

— Свою семью.

Джильда поднимает на меня потемневшие от гнева глаза.

— Я слышала твою историю.

— Не помню, чтобы рассказывала…

— Ты не рассказывала. А я любопытна, и у меня много друзей. Не скажу чтобы поверила в эту фантастику, но ты часто проговаривалась, уж не знаю теперь — умышленно или ненароком, и добавляла к тому, что я узнала от других, недостающие детали. Но это твоя история, а не моя.

— Мы всего лишь…

— Не смей перебивать своего инструктора. Я уже сожалею, что была недостаточно любопытна. Мне в голову не приходило, что ты затащишь меня в свое прошлое. Нахаротху — это не курорт Это чертова двойная звезда с блуждающими метеорными полями. Нырнуть туда отважится не всякий звездоход. На что рассчитывала ты — соплячка с нулевым опытом вождения и клаустрофобией?

— У меня нет клаустрофобии.

— Вот как?

— И никогда не было.

— Но ты же впадаешь в истерику когда остаешься одна в замкнутом пространстве кабины!

— Четырнадцать лет своей жизни я провела в замкнутом пространстве подземелья. В сумраке и в обществе троих взрослых, которые к концу этого срока были почти безумны. Как ты полагаешь, может у меня быть клаустрофобия или нет?

— Я полагаю, что безумие взрослых оказалось заразным.

— Я тоже так думаю. Хотя мой доктор считает иначе.

— Если же ты не боишься одиночества и тесных помещений, что я здесь делаю? Ты вполне могла бы обтяпать все дельце самостоятельно. В лучшем случае угробила бы мой корабль, в худшем — свернула бы себе шею вместе с ним…

— Ты меня оплакивала бы? — спрашиваю я с надеждой.

— Возможно, — металлическим голосом отрезает Джильда. — Но не сильно, не надейся. Не так уж мы близки. Да мне и без тебя есть кого оплакивать.

— Тогда позволь мне быть циничной. — Я не упускаю ничего, чтобы выглядеть стервой. — Твои слезы меня не слишком тревожат. Но если бы ты позволила мне самостоятельный свободный поиск, то непременно решила бы проверить и утвердить полетную карту. И проследить, чтобы в нее нельзя было внести никаких изменений.

— Уж наверняка!

— Что-то мне подсказывает, что ты не позволила бы мне попасть в систему Нахаротху.

— О да!

— Но теперь мы на пути к Нахаротху. И мы непременно, через восемь часов, окажемся там, куда я хочу попасть всю чертову дюжину лет своей земной жизни. А еще ты мне нужна затем, что одна я там не справлюсь.

— Тебе не с чем будет справляться. Мы не задержимся в этом аду ни на минуту. Нырнем в экзометрию сразу же после выхода в субсвет. — И добавляет мстительно: — Тебе предстоит долгая и скучная дорога домой, детка.

— Послушай, Джил… Тот ад, куда мы направляемся, и есть мой дом.

— Неужели? — фыркает она с великолепной иронией, хотя делает это скорее по инерции, нежели осознанно.