|
Что-нибудь в диапазоне от сорока до бесконечности. Загорелое лицо, короткая стрижка, мелкие усики, темные очки, джинсы с замшевым пиджачком, под которым виден тонкий серый свитер с эмблемой какого-то заведения. Сухой, спортивный, как это называется… поджарый. «Это вам, сударыня». В некотором замешательстве принимаю небольшой букет диковатых на вид, резко пахнущих стеблей с мелкими лиловыми соцветиями. Мне никто еще не дарил цветов. Ансельму такая блажь и в голову не пришла бы, его подарки обычно сводятся к чему-нибудь съедобному; как и все мои мужчины, он пребывает в заблуждении, будто моя худоба связана с недостаточным питанием. Странно получить первый в жизни букет от незнакомого мужчины, которому к тому же этот акт дарения не доставляет большого удовольствия.
— Вам придется простить мне мой внешний вид, — бормочу я, отчаянно и неуправляемо краснея. — Я знаю, где нахожусь, — бесстрастно отметает визитер мои оправдания. Он садится в свободное от барахла кресло, расстегивает пиджак (эмблема оказывается стилизованным изображением большой панды) и снимает очки. Глаза у него серые и немного стеклянистые, как у змеи, взгляд неприятно тревожит. — Меня зовут Геннадий Ленартович, я представляю комиссию Корпуса Астронавтов по расследованию инцидента на планете Мтавинамуарви. Это предварительное знакомство, неофициальное. Если вы желаете прекратить беседу прямо сейчас, я вас пойму. — Но ведь вы все равно не оставите меня в покое, не так ли? — Не так. Вы можете отказаться отвечать на вопросы, вообще отказаться от любого участия в расследовании. Это ваше право, и никто вас не упрекнет. Я молчу, уставившись в пол. — Должен заранее довести до вашего сведения. Комиссия, которую я представляю, не возлагает на вас никакой ответственности за события, которые привели к катастрофе космического аппарата и гибели навигатора Романо. Собственно, вы об этом и без того уведомлены. — Вздор. Джил погибла по моей вине, и я это знаю. Как бы вы в своей комиссии ни пытались меня оградить… — Никто не пытается вас ни от чего оградить. Вы взрослый человек и отвечаете за свои поступки, даже самые безрассудные. Как, например, в данном случае. Но, согласно установленным правилам, пилот-инструктор, и никто более, несет ответственность за безопасность космического аппарата и стажера, в данном случае — вас. По сути, вы лишь пассажир, которому навигатор под свое поручительство позволил немного порулить кораблем. — Вздор, — упрямо повторяю я. — Джильда не хотела лететь к Нахаротху. Я убедила ее… — Навигатор Романо имела право и возможность игнорировать ваши аргументы. То, что она не покинула без промедления опасный и, если вы не знали, закрытый для навигации участок пространства, было ее персональным осознанным решением. Она, безусловно, представляла себе все потенциальные угрозы. — По-вашему, чтобы не нарушить ваши правила, ей действительно нужно было улететь и оставить меня одну на планете? — Это было бы разумно и не противоречило правилам. — А то, что она ждала моего возвращения до последней минуты своей жизни, было неразумным?! — Мы все знаем, к чему привело такое решение. — Вы хотите сказать… это что же… у вас, в вашем Корпусе, так принято?! Он впервые усмехается. Без иронии, но с отчетливой горечью на тонких губах, почти белых на темном. — Нет. Я хлопаю ртом, как выброшенная на берег рыба, и Ленартович снисходительно разъясняет: — То, как поступила навигатор Романо, было неразумно, неоправданно и противоречило правилам. Но у нас все так делают. — И гибнут? — И гибнут. |
