Изменить размер шрифта - +
Это-то и придает тебе непостижимую красоту, и если я женюсь на тебе, я ее уничтожу.
     - Знаешь, Джерри, брак - он ведь кое-что и создает, а не только разрушает иллюзии.
     - Знаю. Я действительно это знаю. И это меня убивает. Я хочу, помимо всего прочего, - хочу сформировать тебя, создать тебя заново. Я чувствую, что мог бы. А вот с Руфью я этого не чувствую. Она, в общем-то, уже сложилась, и мне, если жить с ней, то лучше всего... - и он на пальцах проиллюстрировал свою мысль, - ...на параллелях.
     - Давай посмотрим правде в лицо, Джерри, Ты все еще любишь ее.
     - Она не вызывает у меня неприязни - это точно. Хотел бы, чтоб было иначе. Это могло бы все облегчить.
     Она потянула через соломинку воздух со дна пакета.
     - Не пора ли нам двигаться, чтоб не опоздать на четыре пятнадцать?
     - Подожди, не затыкай мне рта. Пожалуйста. Послушай. Я вижу все так ясно. У нас с тобой, солнышко мое Салли, - любовь идеальная. Идеальная - потому что она не может быть материализована. Для мира мы не существуем. Мы никогда не лежали вместе в постели, мы не были вместе в Вашингтоне; мы - ничто. И любая попытка начать существовать, вырваться из этой муки убьет нас. О, конечно, мы можем на все наплевать и пожениться и как-то склеить совместную жизнь - в газетах об этом пишут каждый день, - но то, что есть у нас сейчас, мы потеряем. Самое грустное, конечно, что мы в любом случае это потеряем. Слишком вся эта ситуация тяготит тебя. Ты скоро меня возненавидишь. - Он был явно доволен столь блистательным выводом.
     - Или ты - меня, - сказала она, поднимаясь. Ей не нравился этот бар. Детишки, ссорившиеся за соседним столиком, вызвали у нее тоску по собственным детям. Мать детишек, хоть и была не старше Салли, выглядела бесконечно измученной.
     Когда они выходили из этого бара, напоминавшего сцену, Джерри рассмеялся так театрально, что все головы повернулись в их сторону. Он схватил Салли за руку выше локтя и сказал:
     - Знаешь, на что мы похожи? Мне только сию минуту пришло это в голову. Мы с тобой - точно слова молитвы, выгравированные на рукоятке ножа. Помнишь, в детстве мы читали Рипли “Веришь - не веришь!” - там всегда были такие штуки? Выгравировано старым чероки в Стиллуотерсе, штат Оклахома?
     Они пошли к выходу на поле по коридору, оклеенному рекламами: одна стена здесь была голубая, другая - кремовая. Салли поняла, что бессильна против этого потока слов: ее словно обезоружили и выставили на посмешище.
     - Джерри, наш брак ничем бы не отличался от других браков: жизнь не превратилась бы в сплошной рай, но это еще вовсе не значит, что в ней не было бы ничего хорошего.
     - Ох, не надо, - взмолился он, глаза его стали какие-то бесцветные, и он поспешно отвел их от нее. - Не заставляй меня терзаться. Конечно, нам было бы хорошо. Бог ты мой! Конечно, ты была бы мне лучшей женой, чем Руфь. Хотя бы потому, что ты животное классом выше.

***

     "Животное” - это слово больно хлестнуло ее, но, собственно, почему? В Париже она глядела на себя в зеркала и видела правду: люди - животные, белые животные, извивающиеся, рвущиеся к свету. У выхода номер 27 толпились животные в костюмах, они плотно сбились, словно стадо у кручи; от них исходил запах паники. Впервые Салли ощутила безнадежность ситуации. Десятки людей пришли сюда раньше их. Иллюзия порядка, которую поддерживали немногословные молодые агенты по продаже билетов в большом зале ожидания, здесь, среди реклам, предлагающих посетить Бермудские острова и нью-йоркские мюзиклы с длинными, ничего не говорящими названиями, полностью рассыпалась.
Быстрый переход