|
- Не дразни меня, - сказала она. - Разве я тебя дразню? И не думаю. Я говорю все это потому, что так чувствую, хочу, чтобы так было. Извини. Боюсь, слишком я с тобой нюни распускаю; наверно, следовало бы делать вид, будто я вовсе не считаю, что жизнь у нас сложится чудесно. А ведь жизнь у нас сложится чудесно, если я сумею преодолеть чувство вины. Первый месяц мы станем только заниматься любовью и смотреть на все вокруг. Мы ведь будем такие усталые, когда там обоснуемся, и нам придется смотреть на мир заново и строить его, начиная с фундамента: засыпать гравий, потом класть камень за камнем. Она рассмеялась. - Мы с тобой будем этим заниматься? Он явно обиделся. - А разве нет? Это кажется тебе неразумным? Меня, например, после любви с тобой всегда тянет к земле. Сегодня утром, когда мы под руку вышли на улицу, я увидел в витрине магазина маленькое растение, и оно показалось мне удивительно живым. Каждый листочек, каждая жилка. Именно такими я видел предметы, когда учился в художественной школе. В Вайоминге я снова начну писать маслом - и рисовать тостеры для рекламного агентства в Каспере. - Расскажи мне про художественную школу, Джерри. - А нечего рассказывать. Я поступил туда и встретил там Руфь, и она очень неплохо для женщины рисовала; отец у нее был священником, и я женился на ней! И не жалею об этом. Мы прожили вместе несколько хороших лет. - Знаешь, тебе будет ее не хватать, - В определенном смысле - пожалуй. А тебе, как ни странно, будет не хватать Ричарда. - Не говори “как ни странно”, Джерри. Ты иногда вынуждаешь меня думать, что все это - дело моих рук. Ты и Руфь были так счастливы... - Нет. - ...а тут появилась эта злополучная женщина, которая вела себя так, будто хочет завести любовника, тогда как на самом деле хотела заполучить тебя в мужья. - Да нет же. Слушай. Я ведь уже не один год люблю тебя. И ты это знаешь. И понял я, что люблю тебя, не в ту минуту, когда мы легли в постель, - я это понял, увидев тебя. Что же до брака, то ведь не ты завела о нем разговор. Ты считала его невозможным. А я подумал, что из этого может кое-что получиться. Мне, конечно, не следовало говорить об этом, пока я сам твердо не решил, но ведь и тут мною двигала любовь к тебе: я хотел, чтобы ты знала... Ох, слишком много я болтаю. Даже слово “любовь” начинает звучать бессмысленно. - В одном ты был не прав, Джерри. - В чем же? Похоже, я не прав во всем. - Своей великой любовью ты внушил мне, что быть на положении любовницы - это для меня унизительно. - Так оно и есть. Ты для этого, право же, слишком хорошая, слишком прямая. Слишком безоглядно ты собой жертвуешь. И я ненавижу себя за то, что все это принимаю. - Принимай и дальше, Джерри. Если ты не можешь взять меня в жены, пусть хоть я останусь для тебя хорошей любовницей. - Но я не хочу, чтобы ты оставалась любовницей, - наши жизни для этого не приспособлены. Любовницы - это для европейских романов. А здесь, у нас, другого института, кроме брака, нет. Семья - и баскетбол в пятницу вечером. Ты так долго не выдержишь; тебе кажется, что выдержишь, но я-то знаю, что нет. - По-моему, я это тоже знаю. Просто я ужасно боюсь, погнавшись за безраздельным обладанием тобой, потерять даже то, что у нас сейчас есть. - У нас есть любовь. Но любовь должна приносить плоды, иначе она иссякнет. Я вовсе не имею в виду детей - видит Бог, у нас их и так слишком много, - я имею в виду ощущение раскованности, праведности - понимаешь, любовь должна быть освящена благословением. |
