Лев Шейнин. Дебют
1 Осенью 1931 года, когда я был старшим следователем Ленинградской областной прокуратуры, меня вызвал однажды прокурор области. — Звонил товарищ Крыленко, — сказал он. — Вызывает вас к себе. Не знаете, в чём дело? — Понятия не имею, — ответил я, действительно не понимая, зачем меня вызывает «сам Крыленко», которого все мы очень любили и немного побаивались, зная его крутой характер. — Вы не спросили? — Спросил. Но он ответил, что окончательное решение примет после разговора с вами. Одним словом, выезжайте. И в ту же ночь я выехал в Москву, так и не догадываясь, почему меня вызывает нарком юстиции и о каком загадочном «окончательном решении» после разговора со мной может идти речь. В те годы прокуратура входила в систему Наркомата юстиции, а прокурор республики был заместителем наркома. Таким образом, Крыленко являлся самым высшим моим начальством. Мне приходилось несколько раз докладывать ему дела, и я всегда поражался его способности мгновенно схватывать суть дела и выбирать очень прицельно и точно самое важное из множества обстоятельств, показаний и улик. Близко я его не знал и был уверен, что он вообще не помнит ни меня, ни дел, которые я ему докладывал. Теперь, в вагоне ночного экспресса, со свистом и грохотом мчавшегося сквозь ночь в столицу, я вспоминал всё, что знал о человеке, с которым мне предстоит разговор. Я знал, что Крыленко (партийная кличка Абрам) член партии с 1904 года, что он участник Бернской конференции и один из сподвижников Ленина, что он окончил два факультета — юридический и историко-филологический, что он профессиональный революционер. Через пять дней после Октября, 12 ноября 1917 года, уже известный всей стране «прапорщик Крыленко» был назначен но инициативе Владимира Ильича Главковерхом и членом только что образованного Совета Народных Комиссаров. Этот первый советский Главковерх, а затем прокурор республики, был невысоким, коренастым, крепко сшитым человеком с упрямым подбородком, бритой головой и светлыми, очень прямо глядящими на мир и людей глазами. Был он добродушен и вспыльчив, азартен и настойчив, добр и крут, страстно увлекался альпинизмом, охотой и шахматами. Суровый на первый взгляд человек, он очень любил жизнь и людей, был столь же смешлив, как и вспыльчив, и так же быстро «отходил», как и приходил в ярость. Альпинистом он был отличным. Охотником хорошим. Шахматистом плохим. Оратором незабываемым.
2 — Сколько вам лет, молодой человек? — спросил он, когда я вошёл в его кабинет и доложил, что явился по его вызову. — Двадцать пять, Николай Васильевич, — ответил я, всё еще не понимая, зачем я ему понадобился. — Гм… Не густо… Давно работаете следователем? — Восемь лет. — Раненько начали. Какие предпочитаете дела? Я слыхал — убийства? — Да, пожалуй. — Может, это чисто возрастное? — усмехнулся Крыленко. — И с годами пройдёт? Но, помнится, вы расследовали и должностные дела. Например, дело фининспекторов, которое вы мне докладывали. — Да, — коротко подтвердил я, зная, что Крыленко любит ясные и короткие ответы. — В шахматы играете? — неожиданно спросил он. — Пока не научился. — Напрасно, — поморщился он. — Отличная гимнастика для мозга! Впрочем, у вас еще есть время лично в этом убедиться. Так вот, милый друг, возникла этакая… гм… в общем, возникла озорная, с вашего позволения, идейка назначить вас следователем по важнейшим делам. |
