— Я много об этом думала, — сказала она. — Нет, он никогда не произносил именно этого слова. Говорил, что я стану членом семьи.
— Стало быть, выражался фигурально, — подытожила я. Ну да, итонцы редко лгут напрямую. Послушай… — Я решила снова попытать счастья. — Эта краска наверняка уже впиталась, ресницы и брови теперь, конечно, одного тона с волосами, а если держать дольше, они просто сгорят. Может, пора смывать?
Она снова шумно втянула воздух и всхлипнула. Но по крайней мере щелчка не последовало. В общем, жизнь продолжалась.
— Да ведь тебе все равно! Просто безразлично. Ты думаешь только о своей персоне. Я же для тебя только подтирка! Но у меня, как и у всех остальных, тоже есть чувства, и мне жалко своей молодости, которую я истратила на бестолкового лживого ублюдка. Представь, подобные мне чувствуют то же самое, что и такие, как ты. И я ничем не хуже тебя, хотя и занимаюсь такой вот гнусной работой. Зато я делаю что пожелаю, а ты лежишь, писаешь под себя от страха и трясешься, как бы я тебя не прикончила.
Я не стала говорить ей очевидных вещей — при таком отношении к клиентам, возможно, лучше сменить работу. Но мне олень хотелось сказать это. Я не писалась под себя от страха, хотя любая другая женщина на моем месте под угрозой смерти вполне могла бы не сдержать позывов. Я решила не обращать внимания на оскорбления и по возможности успокоить ее. Даже для выпускника Итона сэр Клайв, похоже, оказался абсолютно тухлым яйцом.
— Тебе не одной досталось такое, — начала я. — И я хорошо понимаю, о чем ты говоришь, поверь мне, — И поделилась с ней своей теорией относительно того, как некоторые слабые и ранимые женщины впадают в зависимость от спермы конкретного мужчины. — Представь, женщины, терпевшие дурное обращение, все равно возвращаются к своим обидчикам и мучителям вопреки здравому смыслу. Возвращаются лишь для того, чтобы снова получить то же самое. Представь, когда такую вот женщину, всю свою жизнь почитавшую и обожавшую мужчину, явно недостойного, в итоге бросают, она считает это не благом, а самой страшной вещью, какая только могла случиться в ее жизни.
— Так, значит, ты понимаешь? Значит, у тебя все-таки есть сердце. Это хорошо. А я, стало быть, пребывала в зависимости? Ну что ж, меня это даже как-то греет. Я, пожалуй, продолжу, только краску твою смывать не буду. Так что лежи пока с закрытыми глазами, чтобы не ослепнуть, и гадай, застрелю я тебя или нет. Это еще не решено.
Тогда я объяснила ей, что, если женщина, так реагирует на мужчину, ей просто не повезло. И объяснила, почему женщины в наши дни так часто заставляют мужчин надевать презервативы. Чем больше в ходу презервативов, тем меньше безответной любви.
Эти слова ее просто возмутили.
— Ты уж извини, — сказала я. — Но я говорю о настоящей любви. Ты же ведь торчала на лестнице чуть ли не в полночь, раскрашивая какого-то дурацкого орла.
— Я ложилась спать в восемь, — пояснила она. — Потому что к этому времени выматывалась вконец. Это был вторник, и Клайва я не ждала. По вторникам у него были Сеансы анонимных игроков. У него каждый день были эти сеансы, кроме среды. Так что я уже давно спала, но потом проснулась и вспомнила, что не докрасила орлу глаз. Поэтому вылезла из постели и пошла доделывать работу. Я хотела, чтобы все было сделано чин-чинарем. И Орел этот мне очень нравился. Напоминал Клайва — такой же величавый, гордый взгляд. Мне хотелось, чтобы на своих нежных крыльях он унес меня далеко-далеко, где мы были бы счастливы. А потом я услышала шум подъезжающей машины, ты вошла вместе с ним и посмотрела так, словно меня вовсе не было. Я считаю, что ты. Переспала с ним в ту ночь.
— Я этого не делала, честное слово, — заверила я, застигнутая врасплох. |