Майра, по-видимому, обиделась — уж больно холодно посмотрела на меня, — я даже подумала, не настал ли конец этой прекрасной дружбе, но потом лицо ее просветлело, она рассмеялась и признала мою правоту. Мы решили больше не вспоминать об этом.

На двери кабинета гидротерапии висела записка: «Примите наши извинения. Бассейн закрыт. Об открытии оповестим заблаговременно». Я, между прочим, не расстроилась — не испытываю большого удовольствия, когда по моим жирам лупят из бронебойного шланга. Только было обидно за пять тысяч уплаченных фунтов — если так пойдет и дальше, игра не стоит свеч. Неужели здешний персонал не понимает, что люди пожертвовали Рождеством и заплатили немалые деньги, чтобы приехать сюда? Появилась Майра к сообщила, что в отделении лечебного сна все будто вымерло — полотенца валяются, мази приготовлены, но уже затвердели и заветрились. Майра заявила, что не собирается ждать, когда кто-нибудь соизволит появиться, а пойдет в свой номер и как следует выспится без всяких мазей и обертываний. А если она проспит, то пусть я зайду за ней в восемь и разбужу к ужину, потому что она не хочет пропустить посиделки в джакузи, где свою историю будет рассказывать Хирургиня. Та уже вернулась из больницы. Сердцебиение у Лекторши пришло в норму, и Хирургиня отвезла ее на вокзал, посадила в поезд и отправила домой, где возле подъезда ее ждало раздолбанное такси. Лекторша пообещала, что дома будет только отдыхать и заставит своего таксиста ухаживать за ней — носить в постель чай и банановые десерты, богатые калием. Калий очень полезен для сердца, и Хирургиня считала, что лишняя доза Лекторше не повредит.

Майра заглянула в журнал учета посещений и обнаружила, что Хирургиня записалась на три педикюра и два сеанса рефлексотерапии. То есть ее явно заботили собственные ноги. Хирургиня была высокая осанистая женщина с приятными манерами, статная, широкоплечая, с решительным квадратным подбородком и длинными, крепкими, уверенными руками — что для ее профессии, конечно же, хорошо. Ведь нейрохирургия — это вам не шутки. У нее были большие глаза, низкий голос и здоровые волосы, которые она закручивала колбаской вокруг головы. Ее стройные ноги чуть ли не вдвое длиннее, чем у Маникюрши, — это я заметила во время рассказа Трофейной Жены. В общем, мне не терпелось послушать ее историю.

Глава 11

ИСТОРИЯ НЕЙРОХИРУРГИНИ

Эту историю я даю в том виде, в каком Шиммер поведала ее нам. С разрешения рассказчицы она была записана мною на диктофон, а уж потом на бумагу — чтобы шум булькающего джакузи не мешал восприятию.

При рождении ее назвали Шиммер, а сестру-близняшку Спаркл. Вот так, ни много ни мало — Мерцающая и Сверкающая. Их родители, как можно догадаться, были хиппи, то есть пребывали в некотором разладе с реальностями этого мира и желали того же малюткам-дочерям. Свое немытое и нечесаное детство девчушки провели в вигваме из воловьих шкур под стенами Сент-Ив в Корнуолле — одного из монастырей, приобретенных обществом «Мир и созерцание?). Община жила скромно, в основном на пособия, и врагами своими считала государство и почти под расплывчатым названием, «буржуазия». Жизнь в обычных домах родители девочек считали невыносимой — «слишком давящая атмосфера»; и «чересчур много прямых углов, препятствующих полету свободного духа». Растянутый на кольях брезент, законченный дымом неисчислимых «косяков», явился мало-мальски сносным компромиссом. При этом родители имели университетское образование (отец — антрополог, мать — химик) и начинали жизнь как обычные люди с нормальными устремлениями, но элэсдэшные передозы семидесятых что-то заклинили в их мозгах, превратив в «атрофированных чудиков», как выразилась Шиммер, и в «земляных пиплов», как назвала их Спаркл.