— Не надо нервничать? Где твоя палка и поводырь?

Торчать тут холодно. Я осматриваю свою «ауди» — едва заметно поцарапан бампер.

— Я беру всю ответственность на себя, — говорю я и достаю ручку, чтобы написать ему мой телефон.

— Не изволь сомневаться! Ты слыхал такое слово — травма шейного отдела?

— Травма? Побойтесь Бога, это был слабый толчок.

— Слабый толчок? Не для тех, у кого шея уже склеена! Идиоты, вы что все, сговорились доконать меня? — рычит он и делает шаг в мою сторону, в повадке как будто проскальзывает что-то угрожающее. Я, насколько позволяют обстоятельства, приступаю к калибровке, толкую визуальные сигналы — цвет лица, тон, ритм дыхания, но не продвигаюсь дальше очевидного: он сердится. И готов к ссоре.

Я что-то бормочу про свою страховку, но вижу по его глазам, что это был наименее удачный ход. Поперёк лба у него вздувается жила.

— По-твоему, со страховкой в кармане можно давить народ вдоль по улицам? Знаешь, кто ты? Псих безглазый. А корчишь из себя кого? Крутого парня. И вобрался как крутой. Думаешь теперь, что у тебя весь город в кармане и тебе можно себя вести, как бес на душу положит?

— Успокойтесь, — подаёт голос женщина, которая всё ещё ждёт, чтобы расплатиться. Она блондинка лет, скажем, тридцати пяти. Я оглядываюсь и показываю жестами, что тоже не жажду продолжать скандалить, закатываю глаза, чтобы она поняла: я не вижу смысла в этой сваре.

Таксист замечает мои манёвры и не одобряет их.

— Я всё видел! Не думай, ты влёгкую не отвертишься! Пижон проклятый. Хлыщ. Модник недоделанный. И тачка у тебя для понтов только, — добавляет он.

Некоторые люди думают, что, высмеивая автомобиль, особо ущемляют мужское достоинство его владельца. По мне, несравненно хуже, когда критикуют твой внешний вид. Но он — не значимый критик. И «Ауди-SЗ» никак не «понтовая тачка». Хотя мне чудовищно льстит, что он держит её за такую.

— Вы считаете, что у вас действительно травма шейного отдела? — спрашиваю я спокойно и деловито.

— Да, представь себе. И это адская боль, чтоб ты знал. А виноват ты.

— Прошу простить, я сомневаюсь в диагнозе.

— Ах ты сомневаешься, лапа моя? Это самая удачная шутка за весь день. И почему ж ты сомневаешься, крутой ты наш?

— Насколько мне известно, — объясняю я, — травма такого рода возникает при резком откидывании головы назад. Когда под действием тяжести черепа происходит смещение, из-за чего защемляются нервы и пережимаются сосуды, так?

— Так, — говорит он и складывает руки на груди.

— Это предполагает, что поверх шеи расположена голова. Череп, содержащий известное количество тяжёлого серого вещества. Так?

Он таращится на меня.

— А не комок стекловаты, — заканчиваю я.

Лицо у него дёргается и заметно перекашивается. Он хватает меня за обшлаг.

— Поскольку у стекловаты слишком низкий удельный вес, — растолковываю я. — Даже если она слежалась, как в вашем случае.

Он делает выпад головой и попадает мне в нос. Высекая белые искры. Шок. Волна белого света с такой силой окатывает мозг, что глаза вот-вот вывалятся из орбит. Я делаю шаг назад и удерживаю равновесие, но чувствую, что сейчас из носа хлынет кровь. Чудный пиар-ход — явиться к денежному королю Эйнару Сюлте с кровавым месивом вместо носа, скособоченного в потасовке. Второй за неполные десять дней. До меня внезапно доходит, что это и драками не назовёшь, потому что, как тогда, так и сейчас, я не сделал попытки защитить себя.

Но ведь ещё не поздно. Вот он передо мной, стоит наизготовку с бешеным, победным блеском в глазах, а у меня в руке — ручка, внезапно вспоминаю я.

Я ему выколю глаз.