Я рассеянно киваю ей, они с безрожим проходят мимо меня внутрь, но Сильвия посреди фразы приближает лицо к моему и выдыхает «С Новым годом!», а я в ответ обнажаю все тридцать два безупречно ухоженных зуба и заказываю ещё одно обычное виски. Отчего-то мне делается так чертовски хорошо, что губы расплываются в улыбке, и если Сильвия сейчас оглянется на меня, она увидит, что я улыбаюсь сам себе, и начнёт гадать, откуда такое внутреннее умиротворение, а на самом деле я сижу и перебираю в уме, что рассказывал о ней Туре Мельхейм, и когда я ловлю себя на этом, то жутко смущаюсь и прячу улыбку. «С Новым годом!», а раньше: «Он весь как большой сериф». Что она имела в виду? Сериф — засечка на конце буквы. Я уж скорее беззасечный шрифт. Позволительно ли принять такое за комплимент? Как говорится, каждый понимает в меру своей испорченности. Скоро полночь. Интересно знать, почему я не могу плюнуть и уйти, почему я торчу тут как привязанный — смех один — и улыбаюсь в пустоту. Чего я на самом деле жду?

Один раз я всё же бросаю взгляд в зал. Сильвия по-прежнему стоит почти вприжимку с господином с перепаханным лицом и заливисто хохочет.

Парочка в углу доделала своё дело или благоразумно решила перенести апофеоз в иное место, во всяком случае, они рассчитываются с барменом и уходят — волосы всклокочены, щёки пылают. Рекламщики в обнимку шатко ковыляют к дверям, в пути обмениваясь «я тебя уважаю». Покинутый любитель словесности разглядывает меня оценивающе, понимает, что вряд ли я способен на откровения о творческой манере Весоса (тем более что я его не читал), нехотя подписывает счёт сбежавшего приятеля и уходит. В баре остались только я, бармен, Сильвия и её компания. Я должен уходить.

Тут-то она и окликает меня:

— Ты здесь каждый вечер торчишь? Нет?

Я оборачиваюсь; круглое лицо, большие пытливые глаза, пара лишних слоёв помады, не рот, а правильное «О», дутое, как причальный круг. На какой скорости не шмякнись об него, не побьёшься.

Я отвечаю с сухим смешком:

— Последний раз я был здесь, когда мы с тобой разговаривали.

— Во как! А я заходила сюда ещё раз. Мне здесь нравится. Есть аура, обычно на это годы уходят, а здесь сразу.

— Благодаря чему? — ёрничаю я.

— Спроси сначала, какая аура, я ведь не уточнила, да? Кстати, это не ты забиваешь мусорный бак винными бутылками? Меня это возмущает. Их обязательно надо сдавать в утиль.

Я отвечаю, что почти не пью вина.

— А что ж у тебя в стакане?

— Виски.

В подробности я не вдаюсь. Виски и виски.

— Мне закажешь? Или пойти попросить другого?

— Так какая аура? — спрашиваю я, одновременно показывая официанту два растопыренных пальца, знак, в своё время означавший «викторию», потом «мир», а в наши дни понимаемый исключительно как «ещё пару».

— Мне трудно сказать. Так не определишь, но что-то вроде Армагеддона, последние дни, высший суд.

— Ты знаешь, как расшифровывается «Y2K»?

— Слышала. Полнейшая чушь. Компьютеры, может, и сгорят, но человеческие сердца будут биться как прежде.

— Это чужие слова.

— Может быть. Ты... Сиглайф?

— Сигбьёрн.

— Слушай, я устала и хочу домой.