|
- "В четвертом-с", - повторил коллежский советник, почему-то покачал головой и, повидимости, утратил к чахоточному ассистенту всякий интерес. - Идите. Лялин подошел к коллежскому советнику, деликатно покашлял. - Я тут словесный портрет Захарова набросал. Не угодно ли посмотреть? Даже не глянул подмененный Фандорин на превосходно выполненное описание, отмахнулся. Довольно обидно было наблюдать такое неуважение к служебному рвению. - Всё, - резко сказал чиновник. - Больше никого допрашивать не нужно. Вы, Лялин, отправляйтесь в больницу "Утоли мои печали" что в Лефортове и доставьте ко мне на Тверскую милосердного брата Стенича. А Сысуев пусть едет на Якиманскую набережную и привезет фабриканта Бурылина. Срочно. - Но как же насчет словесного портрета Захарова? - спросил Лялин, дрогнув голосом. - Ведь, я чай, в розыск объявлять будем? - Не будем, - рассеянно ответил Фандорин, оставив бывалого агента в полном недоумении, и быстро зашагал к своему чудесному экипажу. *** В кабинете на Тверской коллежского советника дожидался Ведищев. - Последний день, - строго сказал долгоруковский "серый кардинал" вместо приветствия. - Надо сыскать англичанца этого полоумного. Сыскать и честь по чести доложить. Иначе сами знаете. - А вы-то, Фрол Григорьевич, откуда про Захарова знаете? - не особенно, впрочем, удивившись, спросил Фандорин. - Ведищев все, что на Москве происходит, знает. - Надо было тогда и вас в список подозреваемых включить. Вы ведь его сиятельству банки ставите и даже кровь отворяете? Стало быть, занятия медициной для вас не внове. Шутка, однако, была произнесена голосом тусклым, и видно было, что думает чиновник о чем-то совсем ином. - Анисий-то, а? - вздохнул Ведищев. - Вот уж беда так беда. Толковый он был, недомерок. По всему должен был высоко взлететь. - Шли бы вы себе, Фрол Григорьевич, - сказал на это коллежский советник, явно не расположенный сегодня предаваться чувствительности. Камердинер обиженно насупил сивые брови и перешел на официальный тон: - Мне, ваше высокоблагородие, велено передать, что граф-министр нынче утром отбыли в Питер в сильном неудовольствии и перед отъездом очень грозились. А также велено выяснить, скоро ли следствию конец. - Скоро. Передайте его сиятельству, что мне осталось провести два допроса, получить одну телеграфную депешу и совершить небольшую вылазку. - Эраст Петрович, Христом-Богом, к завтрему-то управитесь? - моляще спросил Ведищев. - Пропадем же все... На вопрос Фандорин ответить не успел, потому что в дверь постучали, и дежурный адъютант доложил: - Доставлены задержанные Стенич и Бурылин. Содержатся в разных комнатах, как велено. - Сначала Стенича, - приказал офицеру чиновник, а камердинеру показал подбородком в сторону выхода. - Вот и первый допрос. Всё, Фрол Григорьевич, подите, некогда. Старик покладисто кивнул плешивой башкой и заковылял к выходу. В дверях столкнулся с диковатого вида человеком - патлатым, дерганым, худющим, однако пялиться на него не стал. Споро зашаркал войлочными подошвами по коридору, свернул за угол, открыл ключом кладовку. Кладовка оказалась не простая, а с неприметной дверкой в самом дальнем углу. Дверка тоже отпиралась особенным ключиком. За дверкой обнаружился стенной шкаф. Фрол Григорьевич втиснулся туда, сел на стул, на котором лежала покойная подушечка, бесшумно сдвинул заслонку в стене, и вдруг через стекло сделалась видна вся внутренность секретного кабинета, послышался слегка приглушенный голос Эраста Петровича: - Благодарю. Пока придется посидеть в участке. Для вашей же безопасности. Камердинер нацепил очки с толстыми стеклами и прильнул к потайному отверстию, но увидел лишь спину выходящего. Допрос называется - трех минут не прошло. Ведищев скептически крякнул и стал ждать, что будет дальше. - Давайте Бурылина, - повелел Фандорин адъютанту. |
